Реймунд Стург. Лабиринт верности (СИ) - Чуринов Владимир
Убедившись, что все аристократы повержены, Реймунд с досадой вытащил из плеча нож и тщательно обтер его бархатным платком, который затем бережно убрал в карман.
Убийца Альянса должен оставлять как можно меньше следов, как в материальном мире, так и в мире мистическом. Потому ни один из противников Реймунда не был сейчас убит — слишком легко гаданием определить, что именно тут случилось, без подробностей, но все же, слишком легко допросить души умерших, а Стург не кешкашивар — он не сможет убить и бессмертную сущность этих людей. Слишком легко заставить мертвых говорить и выдать своего обидчика.
Потому Реймунд лишь оставил бессознательные тела случайных свидетелей своей прогулки, которая должна была завершиться убийством, в кустах чуть поодаль от дороги. Закапав каждому в глаза немного синей белены — средства, способного отбить у человека память, в данном случае память о произошедшем в последний час-полтора. Когда они проснутся, то заподозрят, что что-то явно не так, но Реймунда точно не вспомнят.
«Ну что ж парни, вы явно не хотели, чтоб вас здесь кто-то видел, у меня было то же желание. Удовлетворение, я считаю, взаимно. Еще б рука так не болела».
Оставив свидетелей приходить в себя на обочине, агент Альянса отправился дальше по каменной дороге, постепенно поднимавшейся в гору, на холм, расположенный где-то в благополучной части Кампанских лесов Шваркараса.
Небольшая конфронтация со случайными прохожими, к слову, имела пару весьма занятных последствий. Так, например, был спасен тот, кого дожидались на этой дороге аристократы-душегубы, молодой поэт Амори де Ансормэ, обесчестивший несколько дней назад сестру месье Бульдога, девицу ликом невыдающуюся, но весьма приятную телесами. Впоследствии, через много лет, чудом спасенный Амори станет одним из идеологов Шваркарасской революции, а на закате жизни подвергнется искажению хаосом Пучины и своими безумными стихами чуть не погубит обожаемую им Люзецию — столицу Шваркараса.
Вторым последствием стало появление человека, который позднее доставил множество неприятностей различным наемным убийцам, будь то организации или одиночки. Вильнев де Кабесто — русоволосый крепыш, по странной случайности единственный из четверых, обладавший магически взращенным иммунитетом к синей белене, запомнил все, что случилось, но никому никогда не рассказывал об этом. Ибо он поклялся, что более никто и никогда не сможет так легко совладать с ним. Годы упорных тренировок и фанатичного изучения всех и всяческих боевых техник превратили его в Вильнева Справедливого — человека, посвятившего свою жизнь борьбе с рыцарями плаща и кинжала, мастерами интриги и отравы и прочими ассасинами. Немало от него настрадался и Альянс, потеряв целых трех профессионалов.
Окончательное разочарование
Дело продолжало выглядеть простым, несмотря на острую боль в наскоро перетянутом платком одного из благородных молодых людей плече. Реймунд собирался добраться до поместья Алана де Мелонье и, по возможности быстро проведя разведку, уже сегодня разобраться с уединенно живущим шевалье, отличающимся, как ему было сообщено, причудами из области любви к науке.
Раскинувшееся на холме поместье представляло собой довольно добротное здание особняка, отличающееся строгими формами и, несомненно, недостаточным для Шваркараса количеством лепнины и украшений фасада. Здание утопало в зелени декоративного, в высшей степени ухоженного сада, и было окружено многочисленными хозяйственными пристройками. В саду располагались беседки и летний гостевой домик, меж кустов и деревьев протянулись опрятные мраморные дорожки, а к основному зданию вела широкая мощеная дорога, с двух сторон огибающая фонтан со скульптурной композицией «Торжествующая наука».
Реймунд сместился с основной дороги, и, не доходя до поместья, забрался на один из вязов, чтобы бегло осмотреть окрестности при помощи подзорной трубы.
В глаза бросалось обилие слуг — штат, пожалуй, несколько раздутый для простого шевалье. Еще более неприятным обстоятельством было наличие сторожевых собак, свободно разгуливающих по территории поместья, и, наконец, мрачные ребята в клепаных куртках, при топорах и пистолях — охрана из профессиональных наемников. Становилось ясно, что объект охоты действительно был достаточно важен для того, чтоб нанимать убийцу против него, но не специалиста же из Альянса…
Меж тем Реймунд увидел цель. На балкон второго этажа, властным жестом откинув массивные занавески, вышел высокий, статный, отличающийся благородной осанкой истинного породистого аристократа, молодой человек лет 20–25 на вид. Обладающий классической шваркарасской красотой, которая заключалась в тонких изящных чертах лица, длинном узком носе, столь характерном для аристократии этой страны, высоком лбе и длинных вьющихся каштановых волосах, а также узких бледных губах, обрамленных тонкой линией усов и как бы замерших в иронически-брезгливой улыбке. И в глазах, темных, как два омута, с блестящей искринкой насмешки на самом дне.
Одет молодой человек был в легкий камзол голубого сукна, с золотыми пуговицами и сияющими на солнце галунами, бархатные кюлоты, чулки, туфли из мягкой кожи и рубашку с чрезмерным количеством кружев, распахнутую на груди.
Он вдохнул прохладный осенний воздух и что-то коротко сказал в сторону комнаты, которую только что покинул.
Последовав его призыву или просто для того, чтобы не разговаривать через занавески, на балкон вышел еще один человек, тоже достаточно молодой, но явно старше Алана на несколько лет.
При виде второго вышедшего на балкон шваркарасца Реймунд понял, почему решили нанять специалиста Альянса, и почему это задание лишь выглядело легким.
На балконе рядом с щеголеватым франтом Аланом де Мелонье стоял уступающий ему ростом и не столь аристократичный персонаж, облаченный в куртку из прочной кожи, перетянутую ремнями с крепящимися на них ножами, штаны на шнуровке, также из кожи, невысокие ботфорты, рубашку из прочного хлопка и кожаные перчатки с металлическими набойками. В левой руке сей месье держал широкополую шляпу с высокой тульей, а на груди у него висел крупный золотой круг с кинжалом в центре.
Облачение, снаряжение и амулет этого в целом невыразительного мужчины, приближающегося к порогу тридцатилетнего возраста, со стянутыми в тугой хвост смолисто-черными волосами, было прекрасно известно Реймунду.
Собеседник де Мелонье принадлежал к Ордену норманитов — монахов-воинов, которым Единый во Многих Лицах Бог давал необычайные способности на поприще членовредительства, делающие их не просто опасными врагами, а настоящими виртуозами, способными в одиночку справиться с отрядом хорошо вооруженных солдат.
И это приводило Стурга к мысли о том, что ему предстоит сложный, кропотливый и до крайности деликатный труд по устранению своей цели. Ибо неизвестно, какими еще козырями мог обладать Алан де Мелонье, если в друзьях у него числился священник ордена монахов-воинов. А если точнее, монахов-шпионов, которых на многолюдный Шваркарас насчитывалось не более сотни по самым смелым подсчетам…
Мелонье был расслаблен и находился в явно благодушном настроении. Его приятное лицо излучало спокойствие и творческое наслаждение. Второй был напряжен и собран, суровое лицо было хмурым, вся поза свидетельствовала о рабочей напряженности. Алан наслаждался жизнью, норманит внимательно следил за тем, чтобы отдыху подопечного ничто не помешало. И это значило, что священник тут не случайно.
Но это было только первое впечатление, Реймунд с удивлением обнаружил — многочисленные тренировки сейчас принесли пользу, он сумел разглядеть и второе дно сценки на балконе.
«Занятная парочка. Интересно, чем ты так раздражен, де Мелонье, вид такой, будто ты мальчишка, отказывающийся есть овсянку».
Убийца также заметил, что второй обитатель балкона смотрит на своего собеседника с легким превосходством, какое мог бы демонстрировать отец-ремесенник, глядя на первые успехи сына, или старший брат, наблюдающий за первыми любовными успехами младшего. С легким превосходством и так же легким, отеческим недоумением смотрел на юношу норманит. Будто сын отказался шить сапоги и заявил, что хочется податься в актеры. Или младший брат сказал, что предмет его воздыханий не грудастая молочница, а уездный писарь шестнадцати лет из соседнего городка.
