От заката до рассвета (СИ) - Артемов Александр Александрович

— П-правда? — прошамкал Игриш, заглядывая в ее болотные глаза, сверкающие непритворной любовью к своему подопечному.

— Да, теперь я вижу, что ты умеешь служить. Послужишь мне, Гриш, и, возможно, из червя я позволю тебе стать моей любимой собакой.

Глава 15

— Эй, Гриш! Почему ты дрожишь? Гриш! Просыпайся, кому говорят?!

Он дрожал как в лихорадке, стонал, пытался оттолкнуть от себя Милоша и зарыться поглубже в сено, но тот оказался настойчив. Бесенок схватил Игриш за ногу и стащил с сеновала как мешок с картошкой. Тогда Игриш свернулся калачиком, схватился за волосы и принялся стонать в полный голос — все громче и громче, словно его изнутри терзала страшная боль:

— Нет! Не хочу!

— Да что с тобой? — непонимающе уставился на него Бесенок и развел руками. — Что за кошмары? Гриш!

Он схватил мальчика за плечи и принялся бить его по щекам:

— Просыпайся же, балда, ну!

Игриш открыл заплаканные глаза и увидел перед собой озадаченное личико Бесенка. Одного.

— Где… она? — простонал он, боясь что долговязый силуэт его дрожащей сестренки сейчас выйдет у него из-за плеча.

— Кто? — захлопал глазами Бесенок и на всякий случай оглянулся.

Но позади не было ничего, кроме темноты и недовольных, фыркающих морд лошадей, разбуженных внезапным переполохом.

— Кто, Гриш?

— Ма… Ма…

— Мама?

— Маришка…

— Кто такая?

Но Игриш не торопился отвечать, только дышал да пытался высмотреть в темноте, едва рассеиваемой тусклым лунным сиянием, очертания сестры, но тщетно. Потом вытер слезы и откинулся на сеновал, не зная что и думать.

— …не важно, — только и слетело с его губ. Очередной кошмар, и больше ничего.

— Это тебя она так напугала? — со своими округлившимися глазами Милош казался еще более напуганным. — Гриш, тут никого не было. Я проснулся от странных звуков, сам перепугался несказанно, а потом ты начал стонать, ну и бросился тебя будить.

— Звуков? — переспросил Игриш, мотая головой и стараясь привести мысли в порядок. — Каких звуков?

— Не слышал? Вот, прислушайся…

Он замолчал и оба они превратились в слух. Время текло, удар за ударом обоих сердец, которые в их груди заходились набатом, но ни один не услышал ничего, кроме перестука копыт и шумного дыхания конюшни.

— Ничего… не… слышу, — наконец заключил Игриш. — Что ты слышал?

— Ну… — замялся Милош. — Звук был… как будто кто-то скрежещет железякой о железяку. И копает.

— Копает?

— Ага, — сглотнул тот. — Воон, у той стены. Стой, не подходи!

— Почему?

— А вдруг…

Но Игриш и не собирался лезть под стену, чтобы услышать неизвестно что. Он хотел только одного — унять бешеный стук сердца и забыться. Провалиться в небытие, где никто не будет называть его по имени и приказывать.

— Стой… Слышишь?

— Что опять?

— В том-то и дело, что ничего, — толкнул его в плечо Бесенок. — Чубчик!

— Чего Чубчик… — напрягся Игриш, решив уже что тот глупый сторож где-то рядом, но…

Ага, Чубчик больше не храпел.

— …дверь! — прошептал Бесенок прямо в ухо Игришу.

И да, он услышал. Кто-то действительно возился с замком, шепотом ругаясь себе под нос. Он торопился и явно не желал, чтобы его услышали.

— Тихо… — схватил Бесенок Игриша за руку. — Прячемся, живо!

Тот не стал упрашивать себя, и оба мальчика бросились закапываться в колючее сено, стараясь издавать как можно меньше шума. И едва им удалось скрыться с головой, как щелкнул замок, скрипнула отворяясь воротина, и в дверном проеме появилась черная, сгорбленная фигура, покрытая шерстью, которая аккуратно ступила под крышу конюшни и тихонько заперла за собой дверь. Зашуршали опилки под стопами, аккуратно чиркнула спичка и тьму рассеял крохотный огонек. Вспыхнувший свет заставил Игриша зажмуриться, вжать лицо в сено и покрыться мурашками. У ночного гостя на голове торчали два изогнутых рога.

Они с Бесенком лежали, не двигаясь и почти не дыша, и с возрастающим волнением слушали, как медленно, шаг за шагом ночной посетитель ступает по полу, шаг за шагом приближаясь к сеновалу. Сердце металось в груди так неутомимо, точно его грозились вырвать наружу, и Игриш испугался, как бы оно не выдало их с Бесенком, и как мог сжал свою вспотевшую грудь, силясь унять этот безумный бой.

Ночной гость не спешил. Он ходил от стойла к стойлу, словно рассматривал лошадей, которых хотел купить. Все ближе раздавались шаги, вызывающие у Игриша страстное желание провалиться под землю.

— Ой, пусти! — отчаянно вскрикнул Милош, когда ночной гость внезапно сунул руку в сено, схватил его за щиколотку и одним рывком вытащил мальчишку наружу.

Игриш затих, не решаясь вылезать следом за Милошем, попытался открыть глаза, чтобы хотя бы разглядеть того, кто так бесцеремонно ввалился к ним среди ночи, но глаза снова подвели его. Он увидел только мохнатое грязное пугало, увенчанное парой рогов, которое стаскивало отчаянно упирающегося Бесенка с сеновала.

— Ты кто?.. Чего пришел?.. — проговорил Бесенок глухим голосом, столкнувшись с чертом глазами. Тот склонился над ним, положил лапу ему на затылок, погладил и спустил руку на шею, оголив плечо, другой полез под рубашку.

Бесенок вздрогнул, как будто его водой окатили, и отбросил лапы.

— Нет! — вскричал он и попытался вывернуться. — Нет, не смей, сволочь!

Но незнакомец был настойчив — он зажал ему рот и предпринял новую попытку схватить мальчишку.

— Нет, я сказал! — крикнул он полузадушенным от страха голосом, за что тут же получил удар в зубы. Если бы не сеновал, он точно бы разбил себе голову. Незнакомец тут же навалился сверху.

— Нет… Нет! Пусти, гад! — стонал Бесенок, пытаясь вырваться и сбежать, но скоро задохнулся от боли.

Игриш видел перед собой только широкую, спину — от макушки до зада покрытую черным волосом. Черт страшно вонял алкоголем и дымом, пытаясь побороть увертливого мальчишку, он принялся ругаться и бить его наотмашь.

Боясь вмешаться и остановить эту ужасную сцену, Игриш дрожал всем телом, страшился даже вздохнуть и мог только смотреть, как они извиваются на полу, словно животные. Ночному гостю скоро надоело возиться с ним и он выбил из Бесенка всю непримиримость одним ударом, сжал руки на его горле и принялся душить.

— Стой, не надо… Гриш… — только и смог выдавить из себя Милош, из последних сил пытаясь разжать лапы. Но те все сильней стискивали его тоненькое горло, выдавливая из него последнюю волю к сопротивлению. Милош уже не стонал, а только хрипел и пищал, дергал ногами и пытался нащупать в кармане нечто твердое, а потом, собрав оставшиеся силы, треснул черта по голове. Тот взвыл, но не ослабил хватки, а только сильнее нажал на его шею, навалившись всем весом, и держал до тех пор, пока Милош не перестал дергаться. Штуковина, которой пытался отбиться Бесенок, тяжело ударилась о стену и, поблескивая голубыми искорками, упала рядом с тем местом, где тихонько лежал Игриш.

Кровь из пробитой головы черта капала Милошу на лицо. Еще живой мальчишка громко всхлипнул, обливаясь слезами, и в последнем, каком-то детском усилии, попытался оттолкнуть бородатое лицо, но только получил очередной удар в челюсть, а когда и это не помогло, черт снова стал душить парня и держал его за горло до тех пор, пока не удостоверился, что мальчишка полностью в его власти.

Черт остановился, исторг из себя визгливый стон и повалился на Милоша, словно тот был подушкой, тяжело задышав тому что-то на ухо. Игриш не расслышал, какая именно мерзость сошла с его губ, ведь он желал лишь одного — превратиться в кучу мусора, слиться с землей, стать незаметным, исчезнуть.

Как и тогда. В лагере Крустника. И это напугало его безмерно. Заставило вынуть голову из сена и попытаться найти хоть что-то, что помогло бы спасти несчастного Бесенка.

И этим единственным оказалась самая странная вещь, которую можно было обнаружить в конюшне. Страшась выдать себя, Игриш потянулся к таинственному предмету — увесистому кубику, поблескивающему в лунном свете. Искусно выполненная, деревянная шкатулка с врезанными в стенки сверкающими каменьями, которая совсем недавно выпала из рук Милоша.