Светлана Середа - Смерть придумали люди
Волосы, почти такие же черные, как грива у коня, были собраны на затылке в аккуратный тугой хвост. В левом ухе в такт пружинящим движениям наездника покачивалась серьга - дымчато-серый камень в форме капли на тонкой серебряной цепочке. Такие серьги - только с кристально-прозрачным камнем вместо серого - частенько носят барды, это своего рода цеховой знак. Но что это должно означать? Символ или случайное совпадение? При других обстоятельствах было бы вполне логично предположить, что полуэльф зарабатывает себе на жизнь музыкой: полукровки-шинтар нередко наследуют от отцов талант к изящным искусствам. В эту гипотезу, однако, никак не вписывались отполированные рукояти двух коротких мечей, симметрично выглядывавшие из-за плечей всадника. Парные клинки - не то оружие, которое можно взять "на всякий случай". Бард-воин? Помилуйте, какая нелепость. Да и где вы видели барда с таким каменным лицом?
Словом, созерцание необычной кавалькады действительно могло привести внимательного и вдумчивого наблюдателя к интересным выводам, а еще больше оставило бы неразрешимых вопросов. Однако в час, когда оранжевый шар дневного светила еще только начинал свое торжественное восхождение к зениту, Южный Вельмарский тракт был пустынен и глух.
Когда его светлость Витторио Дагерати, герцог Лайонмарэ, глава Королевской Канцелярии Тайного Сыска, узнает, какая любопытная информация проскользнула мимо сотрудников подведомственного ему заведения, - а это случится не позднее, чем через неделю после описываемых событий, - внимательных и вдумчивых наблюдателей неминуемо ждет грандиозный разнос на тему "Профнепригодность тайных агентов и ее последствия для государственной безопасности".
* * *
Первые пару часов путешествия я пребывала в состоянии душевного подъема.
Правда, поначалу я несколько раз чуть не свалилась с лошади, но в конце концов, старательно копируя Женькины движения, более или менее вошла в ритм. К счастью, от меня не требовалось проявлять особого мастерства в управлении лошадью - умница Корва послушно бежала за Атаманом, безоговорочно признавая его вожаком.
Мы летели по пустынной дороге, вздымая клубы золотистой пыли, и если закрыть глаза, то можно было представить, что "летели" - это не просто фигура речи. Ветер бьет в лицо, свистит в ушах, перехватывает дыхание… Неважно, что было вчера, позавчера, в прошлой жизни. Впереди - тайна, впереди - Приключение. Это было волшебно, как… в сказке. Именно то чувство, ради которого я в свое время пришла в виртуальность - и которого так и не обрела в сибаритских городских развлечениях и рафинированных "экспедициях" через телепорты.
Эйфория кончилась внезапно. Просто в один момент я поняла, что руки дрожат не от возбуждения, а от усталости, что я уже не лихо пружиню в стременах, как учил Женя, а тяжело плюхаю задом по седлу (бедная Корва!), что хочется мне уже не лететь навстречу неизведанному, а лечь, закрыть глаза и послать всех далеко и надолго.
"И кой черт дернул меня ввязаться в эту безумную авантюру?" - риторически вопросила я. "Приключений захотелось", - любезно напомнил внутренний голос.
Ага, приключений, как же. Если путешествие и дальше будет продолжаться в том же духе, то до приключений, тайн и опасностей от меня доедут одни уши. И то сомнительно - при таком ветре немудрено заработать отит.
Женя, безусловно, очень мил, и я совсем не против наладить с ним более близкие отношения. Но вместе с тем совершенно очевидно, что он не дружит с головой - разве нормальный человек будет очертя голову нестись навстречу опасности, восторженно сверкая глазами и едва ли не крича "Ура!"? Похоже, что щедрой долей благоразумия господин белль Канто поделился со своим сумрачным приятелем - у полуэльфа благоразумие уже давно перешло тот предел, за которым оно превращается в паранойю. Ничем иным я не берусь объяснить ту нелюбовь, которую он испытывает ко мне с первой нашей встречи. (Право слово, я даже польщена: моя скромная персона еще ни у кого не вызывала столь пылких чувств с первого взгляда.) Готова поспорить, что он сейчас буравит мою спину мрачным взором и измышляет, как бы от меня половчее избавиться. И в этой сумасшедшей компании мне предстоит провести еще не один день? Да тут бы до вечера дожить - и то подвиг.
По мере того, как возрастала усталость, расширялся и круг обвиняемых. Предателю Андрею досталось за то, что так некстати вздумал заморозить наши отношения. Внутренний голос, который попытался было робко намекнуть, что я сама собиралась порвать с Андреем, тоже схлопотал по первое число - в частности, за то, что выдает информацию скудными плевками, вместо того, чтобы по-человечески разъяснить, в какую дрянь мы влипли. Но особо теплые слова я приберегла для менестреля, чтоб ему, талантливому, ни грифа ни струны. "Соблазнил - и испарился, сволочь синеглазая! Как это по-мужски!" - патетически провозглашала я, забывая о том, что в моей бурной любовной биографии мелодраматических сюжетов на тему "Совратил и исчез" как раз-таки не было.
А потом запал кончился, и на смену раздражению пришла апатия - всемерная, всепоглощающая, какая бывает только в крайней степени утомления. Боль, голод, злость - все чувства померкли, затушевались. Они не исчезли - нет, это не было пресловутое "второе дыхание" - просто перестали вызывать у меня какие-либо эмоции, подернулись пленкой тупого усталого безразличия.
Только одно чувство болезненно обострилось - чувство собственного достоинства. Именно оно помогало (а скорее - вынуждало) собирать последние крохи силы, чтобы удержаться в седле. Потому что если бы я рухнула с лошади, это дало надменному полукровке лишний повод повеселиться за мой счет. И именно оно намертво запечатало рот, готовый предательски просить об отдыхе: ведь жалобы не только подчеркнут мою слабость, но и заставят Женю пожалеть о том, что он согласился взять меня с собой.
Пребывая в прострации, я не сразу заметила, что наша живописная кавалькада замедлила ход.
- Привал, - пояснил Женя в ответ на мой вопросительный взгляд. И с безмятежной улыбкой добавил:
- Лошадям надо отдохнуть.
Я оценила его деликатность.
На привал мы устроились в живописнейшем месте - на стыке негустого подлеска и огромного поля. Луг, расцвеченный всеми красками палитры, простирался почти до горизонта, и лишь на самой границе окоема были видны крошечные домики.
Я с облегчением растянулась на земле и закрыла глаза. Вокруг надрывались цикады, жужжали пчелы, чуть поодаль пофыркивали стреноженные лошади, одуряюще пахли медоносные луговые травы. Женя с Вереском о чем-то негромко разговаривали, но смысл их слов не доходил до моего сознания. Мне снова было почти хорошо - насколько вообще может быть хорошо человеку, у которого в кровь стерты бедра, судорогой сводит мышцы, отваливается копчик и ломит поясницу. Я решила, что не двинусь с места ближайшие пару-тройку столетий.
