Ольга Денисова - Учитель
Он проснулся к завтраку и с наслаждением вдохнул запах дома – овчины, теплого хлеба, кислой капусты и парного молока.
Он слез с печи и вышел на двор, собираясь как можно скорей вернуться в дом и снова залезть на печь, но ему навстречу вышла Груша – одетая, в лапоточках, с платком, завязанным поверх ее собственного, маленького полушубка. Словно собиралась далеко идти.
– Привет, – Нечай подмигнул ей.
Девочка взяла его за руку, и начала жестикулировать, показывая то в сторону рынка, то на Нечая. Она силилась что-то сказать, и изображала губами непонятные слова, но была столь убедительна, что Нечай решил – надо ее послушать.
– Ты хочешь, чтобы мы пошли на рынок? – он пальцами показал, как они идут по улице.
Она обрадовалась, закивала, заулыбалась.
– Погоди, я оденусь, – он погладил ее по голове, – да и позавтракать не мешало бы.
Но завтракать Нечай не стал, пообещав маме, что скоро вернется.
Однако выяснилось, что Груша собиралась совсем не на рынок – когда они добрались до поворота с дороги, она потянула Нечая дальше, к реке, а потом – к брошенной бане.
– Хочешь наши леденчики забрать? – улыбнулся он, – ну, пойдем.
Но леденчики пропали. В бане со вчерашнего дня ничего не изменилось: перевернутый бочонок стоял на прежнем месте, в центре парной, вокруг него – скамейки. Словно никто сюда и не заходил. Только леденцов на бочонке не было. Груша улыбалась, показывала на бочонок, гладила живот и изображала зверя. Нечай не стал ее разубеждать – пусть думает, что леденцы съели кровожадные твари из леса. Сам он ничего не думал об этом – баня не запиралась, кто угодно мог прийти сюда и забрать сласти. Нечай даже поискал следы, но в полумраке ничего не разобрал. Только на пороге – или ему это показалось? – остался четкий след маленькой босой ноги. Он не стал его разглядывать, чтоб не разочаровывать Грушу – пусть думает, что из леса за леденцами приходили звери, а не мальчишки из Рядка.
На обратном пути им встретился Афонька. Нечай собирался пройти мимо и весело помахал попу рукой, сказав при этом:
– Здрасте, батюшка!
И даже поклонился с довольной улыбкой.
Но пройти мимо не удалось – Афонька остановился и поманил его пальцем.
– Говорят, Туча Ярославич тебя в диаконы хочет рукоположить? – вполне добродушно спросил поп.
– Может и хочет, я не знаю, – Нечай скривился.
– Вот и хорошо, – кивнул Афонька, – мне давно помощник нужен. А то все один да один. В служках бабка старая, еле шевелится: полы моет грязно, в углах пылища, воск для своей пасеки ворует – за новыми свечами в город езжу.
– Ага, – кивнул Нечай, – так может, служку помоложе завести?
– Все службы на мне, от начала до конца. В воскресенье продохнуть некогда, с утра до ночи кручусь, как белка в колесе. Добрые люди в воскресенье вот отдыхают, а я без отдыха остаюсь.
– Ничего, батюшка, зато добрые люди все остальные дни работают, – усмехнулся Нечай.
– А я, думаешь, на печи лежу? То крестины, то отпевание, то свадьбы как зарядят! А исповедовать среди ночи? А соборовать? На четыреста дворов – я один. Тяжело мне без помощника.
– С помощником делиться надо, батюшка! – посмеялся Нечай, – а ты еле концы с концами сводишь!
– Так тебе же Туча Ярославич деньги платить обещается, за службы в его часовне, так что тебе от моих копеечек ничего и не нужно будет!
– Знаешь, батюшка, что в народе про это говорят?
– Что?
Нечай нагнулся пониже, к самому уху Афоньки, и ответил:
– Простота – хуже воровства.
Афонька фыркнул и отодвинулся на шаг:
– Злой ты. Это потому что на проповеди мои не ходишь.
– Да что ж ты такого на проповеди можешь рассказать, чего я не знаю, а?
– Много чего, – уклончиво ответил поп и гордо задрал подбородок.
– Ладно, батюшка. Пойду я, – вздохнул Нечай, – счастливо тебе найти помощника.
Он повернулся и потянул Грушу за руку.
– Эй! – крикнул Афонька ему в спину, – Ты что думаешь, Туча Ярославич тебя дьяконом сделает и все? Кроме Тучи Ярославича еще благочинный есть, а над ним архиерей!
– Да я и к Туче Ярославичу в дьяконы не пойду, а к тебе в помощники – и подавно! – рассмеялся Нечай, оглянувшись. И нос к носу столкнулся с Мишатой, который вышел из-за поворота ему навстречу.
– Как это ты в дьяконы не пойдешь? – Мишата оторопел.
– А так: не пойду и все, – со злостью ответил Нечай.
– Да ты с ума сошел? – брат посмотрел на него растеряно.
– Да, я сошел с ума! – рявкнул Нечай, дернул Грушу за руку и направился к дому.
Но Мишата догнал его и развернул за плечо к себе лицом.
– А ну-ка стой! – лицо Мишаты было сердитым.
Честное слово, если бы Нечай не держал девочку за руку, то мог бы с разворота дать брату в зубы – его разозлил разговор с Афонькой, он совершенно не хотел никому ничего объяснять. И не любил, когда его трогают.
– Ты что говоришь, а? Как это ты не пойдешь?
– Не хочу, – Нечай сжал зубы.
– Ты понимаешь, что ты делаешь? Ты понимаешь, где ты после этого окажешься? Мало того, что весь Рядок о твоих богохульных речах толкует? Ты еще и против воли боярина пойти хочешь? В лицо ему плюнуть за его доброту? Да я б на его месте сам тебя в колодки забил и конюшни чистить отправил!
– Давай, забей меня в колодки, – прошипел, кивая, Нечай, – не первый будешь!
– Да уж по роже твоей заметно! – фыркнул брат, – Ты о матери подумал? А? Что с ней будет, ты подумал? Она тебя девять лет назад уже хоронила! Девять лет слезы по тебе проливала! От лени своей совсем с катушек слетел! Лучше б ты не возвращался, честное слово, матери бы легче было! Она ведь успокоилась уже, и теперь нате – все сначала!
– Значит, лучше бы не возвращался? Спасибо на добром слове! Прости уж меня, братишка, что я не сдох по дороге, что меня кнутом не насмерть забили, что повеситься силенок не хватило! – Нечай поклонился брату в пояс, делая вид, что снимает шапку, – следующий раз буду знать! Места в доме мало, я понимаю.
– Ты не передергивай! Дурак чертов! Обо мне ты подумал? О детях моих? Ты думаешь, ты будешь перед боярином ваньку валять, а он после этого нас в покое оставит? А? Не скучно на печи-то целыми днями лежать? Уж лучше службы и придумать нельзя, не в поле спину гнуть и не в кузнице молотом махать! Нет, и это тебе лень!
– Да не хочу я! Как ты не понимаешь? Не! Хо! Чу! Я из школы сбежал, чтоб дьяконом не быть! И на тебе – опять! Я лучше в кузнице молотом махать буду! Я… я из-за этого… если б ты знал, где я был из-за этого! И оставь меня в покое! Я сам разберусь, что мне делать!
– Ты, когда разбираться будешь, не только о себе думай! По мне – отправляйся куда хочешь, мне мать жалко!
– Да уж, по тебе, конечно – лишь бы отправить меня куда подальше. А жене твоей – и подавно!
