Джал Халгаев - Книга Мёртвых
Впрочем, вера всегда подразумевала кровь и обман. Я не могу отрицать, что нередко она спасает людей и помогает им жить дальше, но мое сердце каждый раз обливается кровью, когда я вижу, как это великолепное создание человеческого разума используется во вред.
Однако, что же все-таки есть смерть? Рай или Ад? Забвение или перерождение? Вечные муки или вечное молчание? Этот ответ мы получим только тогда, когда вздохнем в последний раз и погибнем.
Август, этот редкостный инфантильный дубень, всегда говорил, что умеет выживать. Я же сейчас скромно заявлю, что умею жить даже в смерти. Ну разве не прелестно?
И если нашего бессмертного великана с удивительно маленьким… мозгом частенько спасала удача, то я всегда полагался на свой ум и просто удивительное чувство юмора, не раз открывавшее мне замки на дверях и сердцах прекрасных дам. Ну, это я вру. Двери я обычно открываю ломом.
Однажды я уже был мертв, и вспоминаю тот миг предательства и смерти с дрожью в голосе, но тогда мне помогли вернуться даже против моей же воли, но теперь все изменилось: я остался один.
В первый раз я не помнил, что со мной происходило в тот год, когда мое тело по крупицам вбирало витавшие в воздухе осколки души, и теперь случилось то же самое. Сначала меня окутала тьма, полная боли и отчаяния, а потом все оказалось таким далеким, что мне стало все равно. Я просто отдался погибели и отпустил себя.
А потом очнулся. Нет, я не ожил — в конце концов, дважды такое счастье привалить не может, — а просто очнулся, ощущая, как прохладный ветер из открытого окна нежно обдувает лицо, и в глаза светит ненавистное — и такое прелестное, просто жуть! — солнце.
Значит, все сработало?
Мир передо мной зашатался. Я поднялся (при всем при этом я даже не чувствовал, что шевелю ногами!), прошел к стулу и сел, переводя взгляд на зеркало. Оттуда на меня смотрела Селеста — слегка потрепанная, с красными от бессонницы глазами и красивым, слегка опухшим лицом, но, тем не менее, живая.
— Ты… — она запнулась, откашлялась. — Ты меня слышишь?
— Да, — ответил я и вдруг понял, что не шевелю губами.
Женщина вздрогнула и поежилась, продолжая смотреть на себя в зеркало.
— Ты меня видишь?
Я попытался вздохнуть, однако и это у меня вышло только в ее мыслях.
— Вижу, вижу, не беспокойся. Кстати, застегни-ка ты пуговичку на груди, а? Я не спорю, тело у тебя прехорошенькое, но мне как-то неуютно. Я ж, получается, нахожусь сейчас в тебе и совсем не в том смысле, который бы предпочел!
Она стиснула кулаки, стараясь не возмутиться, но пуговичку застегнула.
— Во, так-то лучше, — я хихикнул. — Итак, девица, о чем хотели поговорить?
— Так значит, это правда…
— Агась, я туточки. А ты думала, я так легко сдохну? Нет, дорогуша, я к тебе привязался, да и извечная тьма меня чего-то не очень прельщает. Что, хочешь выгнать? Уверяю тебя, ничего не…
— Нет, — прервала она мою болтовню. — Наоборот, хотела поблагодарить за… все. Даже если это был твой подлый план, я все равно хочу сказать спасибо. И за то, что спас, и за то, что воскресил.
— Милочка, я не Господь Бог, я людей не воскрешаю. Хотя и тот, наверное, не особо старается… Перенаселение, знаешь ли, вся фигня. Но сейчас не об этом. Я просто пожертвовал остатками своей силы и заживил твои раны. Остальное твой организм довершил сам по себе.
Коротко кивнув, женщина вздохнула.
— А ты знал, что такое случится?
— Мог предположить.
Я заворочался. Непривычно как-то было понимать себя в качестве одного лишь голоса и мысли, без ног и рук. И, кажется, страшно. Черт, как же страшно!
Я застонал и попытался взять себя в руки. Что же, уже ничего не изменишь и придется привыкать. А еще можно захватить это тело и стать бабой, что мне тоже не очень-то нравилось. Да и как его захватить? До этих знаний я еще не дошел, так что решил освоиться по пути.
— Выходит, понадеялся на случай? — она слабо улыбнулась.
— Угу. Итак, дорогуша, что будем делать дальше? Например, можем отправится в Нара'трезим и завалиться в корчму «У кукушки», там делают просто прелестные ставки на бои. Я знаю там одного маленького махинатора, срубим бабла и будем бухать дни на пролет! Не жизнь, а малина!
— Нет. У меня есть идея получше, — ее улыбка стала еще шире.
Я тоже улыбнулся — по крайней мере, попытался поверить, что улыбаюсь, — а потом довольно рассмеялся.
— Я же говорил: по собственной воле все идет гораздо быстрее. Где наш Август?
— Спит.
Ее щеки вдруг покрылись румянцем. Я застонал еще громче.
— Блин, женщина, не обязательно было с ним спать, я же теперь с тобой… в тебе! Фу, фу, фу!
— Можешь не болтать хотя бы секунду?
— Не-а, не могу, это мой злой рок. Ничего, привыкнешь, а теперь поднимай свою — нашу! — задницу со стульчика и пошли мутузить этого старого интригана. А еще лучше взять его за… кхм, кое-что и отрезать!
Я еще никогда не чувствовал себя настолько беспомощным и бесполезным. Я ощущал себя просто ущербным, но спустя несколько секунд «новой» жизни вдруг понял, что четко могу ощущать ее эмоции, отдаленно слышать ее мысли и разделять свои с ней. Сначала это меня совсем не обрадовало, однако потом до меня дошло, насколько я соскучился по обычной душевной близости.
Я остался без тела. И я был рад. Примечательно, не так ли? Походу пора лечить свою больную головку…
* * *Я всегда считал себя гением, однако сейчас эта моя гениальность перешла все границы. В первый же день я понял, что не зря выбрал своим «вместилищем» именно Селесту. Эта примечательная личность, как мне сразу показалось, прошла многое и многое преодолела, и я в этом убедился, как только она меня призвала из глубин своего разума и даже не удивилась.
Примечательно, не правда ли?
А проведя вместе с ней уже целых три дня и едва свыкаясь со своим нынешним состоянием, до меня, наконец, доперло, что у Селесты когда-то в прошлом уже был опыт общения с голосами в голове. Я уже думал, что она того, психованная, но потом нашарил в ее воспоминаниях месяц пленения в магических темницах Ерифейма, и все встало на свои места.
Днем мы обычно совершенствовались в общении друг с другом. Я несколько раз уже видел подобную технику, и нередко оба разума, запертые в одной голове, конфликтовали друг с другом за право владения телом, и один из них почти всегда растворялся в другом (то ись погибал), либо оба сходили с ума. У нас, кажется, все шло пока нормально…
За исключением того — ясен пень! — что каждую проклятую ночь женщина тыкалась носом в подушку и плакала. Она знала, что я рядом, и понимала, что я за ней наблюдаю (больше мне ничего не оставалось делать), но все равно не могла себя сдержать.
