Кэрол Берг - Сын Авонара
— Как пожелаете. Бекки вас обслужит. — Он махнул женщине за стойкой, а сам тут же заговорил с другим посетителем.
В дымной комнате было человек пятнадцать — двадцать: некоторые одинокие путники хлебали суп, налитый из общего котла, несколько работников и торговцев отмечали окончание дня кружкой местного пива, зажиточное с виду семейство с двумя детьми в жестких воротничках бросало подозрительные взгляды на остальных посетителей. Никто из них не подходил под описание Паоло.
Я села за маленький столик в темном углу комнаты, откуда мне было видно всех входящих через дверь или спускающихся по лестнице. Краснолицая трактирщица принесла мне миску горячей густой похлебки с распаренным овсом и приправленной перцем. В гостинице было суетно: люди входили и выходили шумными группами. Торговцы захохотали над скабрезной историей, кружки опустились, выплескивая содержимое, двое мужчин грозили друг другу кулаками. Бартоло вышвырнул пьяниц за дверь, приличное семейство ушло наверх.
Когда за окном стемнело, по лестнице спустился человек. Я едва не засмеялась. Описание Паоло было точным. «Неправильный». Он казался керотеанцем, смуглый, миндалевидные глаза, прямые черные волосы и коротко подстриженная остроконечная бородка. На нем были широкие штаны и пестрая, вышитая золотом куртка керотеанского аристократа. Но его кожа была цвета сухого дубового листа, а не молока. Еще хуже было то, что он едва доходил мне до плеча, а среди аристократов Керотеи не было низкорослых, даже женщины среднего роста были на голову выше меня. Дворяне Керотеи убивали младенцев с любыми отклонениями, к которым относился и маленький рост.
Суетливый коротышка пошептался с хозяином и, когда дородный Бартоло отрицательно покачал головой, сел за стол недалеко от меня. Его темные глаза шарили по комнате, и я сосредоточилась на похлебке. Когда я осмелилась снова поднять глаза, человек прихлебывал из кружки пиво. Еще один промах. Керотеане не пьют пива и других алкогольных напитков. Я думала понаблюдать за этим человеком денек-другой, может быть, порасспрашивать о нем хозяина или слуг, но теперь этот план казался мне нелепым. Мы с Паоло сможем приструнить его, если он решит доставить нам неприятности.
Но прежде чем я успела пошевелиться, все рухнуло. Человек вскинул голову, его глаза широко раскрылись. Я проследила за его взглядом. По лестнице спускались три жреца в плащах: двое в серых, один в черном. Когда я снова посмотрела на соседний стол, он был пуст, человек уже подходил к двери. Судя по отразившемуся в его расширенных глазах ужасу, он не вернется.
Подойти же так близко… Нет, я не могу его упустить. Вскочив, я проскользнула между столами и скамейками, не привлекая внимания хозяина и женщины за стойкой. Но когда я потянула на себя дверь, собираясь выбежать в ночь, то оказалась лицом к лицу с Грэми Роуэном, шерифом Данфарри.
9
Четвертый год правления короля Эварда, лето
— Ты уверена, что не хочешь пойти с нами, девочка?
Не нравится мне, что ты остаешься здесь одна.
— С голода я не умру, Иона. Анна оставила мне больше, чем я смогу съесть за неделю. Дом не подожгу, не вытопчу огород и ничего не сломаю. Погода стоит отличная, и я не замерзну, даже если не сумею развести огонь.
— Ты научишься пользоваться кремнем, дочка, — произнесла Анна, касаясь моей щеки сухими губами. — Ты уже многому научилась. — Она забралась на козлы. — Дорогу в деревню знаешь, если вдруг станет страшно. Якопо тебя приютит.
За пять месяцев жизни с пожилыми супругами одну вещь я уяснила наверняка: я самое бестолковое и бесполезное существо в мире. Огонь всегда разводили слуги, над ним не приходилось колдовать. Еду приносили на подносе из теплой кухни, ее не приходилось выковыривать из грязи обветренными кровоточащими руками. Я лишь играла в садоводство. Я ничего не знала о каменистых почвах, жестких сорняках и телегах, нагруженных вонючим навозом, который выгребали из свинарников в деревне и удобряли им тощую землю. Одежда всегда была чистой, ее не приходилось чинить при свете свечи тупыми иглами, коловшими пальцы. Еды всегда было вдоволь, даже весной, когда зимние припасы подходили к концу, и живот никогда не подводило так, что появлялось желание жевать ветки и сорняки. Я и в самом деле многому научилась за пять месяцев. Теперь настало время учиться жить одной.
— Счастливого пути, — произнесла я и приступила к уроку.
На рассвете третьего дня в одиночестве я лежала в постели, размышляя, стоит ли горячий завтрак часовой битвы с очагом, когда кто-то заскребся под дверью.
— Иона, ты дома?
Никто, кроме Якопо, не приходил сюда за все время, что я жила здесь; необычная тишина лишила меня присутствия духа. Я натянула лоскутное одеяло, молясь, чтобы посетитель ушел.
— Хозяйка? Отзовитесь. Я принес от Якопо апельсины. Выловили после крушения баржи на прошлой неделе.
Я откинула одеяло, мысленно ругаясь. Если это друг Анны и Ионы, было бы нехорошо отказать ему в гостеприимстве. Я поспешно натянула плохо подогнанное черное платье, которое оставила мне Анна, пригладила растрепанные волосы и открыла дверь.
Человек держал на плече дощатый ящик. Это был блондин с зелеными глазами, всего на несколько лет старше меня, наверное, ему около тридцати. У него было серьезное лицо с правильными чертами, широкий лоб, в уголках глаз сеточки морщин, какие бывают у людей, много времени проводящих на солнце. Ничего примечательного — ни в росте, ни в одежде, ни в манере держаться. По лицу сбоку тянулся шрам, от скулы к небритому подбородку.
Он поставил ящик на скамью у двери. Поверх ящика лежала темно-синяя куртка, которую он, очевидно, снял по дороге.
— Доброго утра, госпожа. — Кажется, он не удивился при виде меня. — Я пришел переговорить с Ионой. Или хозяйкой Анной.
— Они уехали в Монтевиаль, вернутся через несколько дней. — Наверное, теперь он уйдет. — Не желаете пива или чаю? Уверена, они бы захотели вас угостить.
— Что ж, пожалуй, пивка. Я был бы признателен, день выдался жаркий. — Он поднял куртку, слегка встряхнул и перебросил через плечо.
Я сняла с полки кружку и наполнила ее из бочонка Ионы и, протянув гостю, осталась стоять в дверях, чтобы он не решил задержаться.
Он отсалютовал мне кружкой и кивнул, словно отвечая на неслышный вопрос.
— Я Грэми Роуэн из Данфарри. — Не помню, чтобы кто-то упоминал это имя, но он говорил с гораздо более сильным акцентом, чем Анна или Иона, так что полной уверенности у меня не было. Он быстро выпил пиво, но, к моему огорчению, не спешил уходить. — Должно быть, мне нужно рассказать, зачем я здесь, — заявил он, ставя одну ногу на скамью рядом с облепленным песком ящиком. Сырой рыбный запах кораблекрушения перебивал аромат, исходящий от желто-зеленых фруктов. — Да, наверное, мне даже лучше поговорить с вами.
