Энгус Уэллс - Дикая магия
Лошади их были накормлены и напоены, но почистить их джессериты не решались. Они даже приближаться к ним опасались: крупные животные, особенно жеребец Брахта, нагоняли на них явный страх.
Керниец принялся чистить вороного, нашептывая ему на ухо ласковые слова, на что конь отвечал тихим довольным ржанием. Человек и жеребец словно беседовали о чем-то, понятном только им двоим.
— Временами мне кажется, — заметил Каландрилл, начиная скрести гнедого, — что Брахт любит своего коня не меньше Кати.
— А ты? — по привычке кокетливо спросила Ценнайра, наблюдая за ним из ворот. — Кому отдаешь предпочтение ты?
В конюшне было темно, но ей показалось, Каландрилл покраснел. Как бы то ни было, он ниже склонился над мерином и принялся тереть его с большим усердием.
— Конь много значит для мужчины… — пробормотал он, — за ним надо ухаживать.
Ценнайра мягко рассмеялась и попыталась помочь ему преодолеть неловкость:
— Может, выберешь для меня коня? Я в них не разбираюсь.
— Брахт в лошадях разбирается лучше, — скромно заметил Каландрилл. — Я ему в этом в подметки не гожусь.
Ценнайра кивнула, отказавшись от кокетства. Ей нравилось просто стоять и смотреть на него, подавая время от времени щетку. Когда пальцы их соприкасались, он смущенно улыбался. Годы словно перестали обременять Ценнайру, и она вновь почувствовала себя девочкой, когда ей доставляло удовольствие наблюдать, как брат ухаживает за их тягловой лошадью.
Вскоре кони были почищены, и Брахт предложил попрактиковаться в фехтовании. Катя и Каландрилл с удовольствием согласились. Через тонущий в полумраке лабиринт коридоров они не без труда вернулись в свои комнаты, где из уважения к гостеприимству джессеритов оставили свое оружие.
Форт пребывал в трудах, люди сновали туда и сюда, выполняя свои обязанности, и никому не было дела до чужеземцев. Так что найти уголок во дворе, где можно было бы попрактиковаться в фехтовании, оказалось не так просто. Они плутали по бесконечным пустынным коридорам с длинными рядами закрытых дверей. Подобных крепостей Каландриллу видеть не приходилось; создавалось впечатление, будто она была вырублена в монолитной скале. Внешние стены были частью внутренних. Форт напоминал ему муравейник, а джессериты — его бескрылых обитателей.
Их общественная организация выглядела столь же четкой и ясной, как и у насекомых.
Наконец они, следуя по узкой лестнице, вышли во двор, где воины в кольчугах и кожаных доспехах тренировались в фехтовании мечами, но их попросили удалиться.
До крайности вежливый начальник объяснил, что это совсем не подходящее место для столь почетных гостей, и голосом, не терпящим возражений, предложил им отправиться во двор для котузенов. Им дали человека, и по сумрачным коридорам он провел их в другой двор, где тренировались воины в черном, как у Чазали и Тэмчена, обмундировании.
Едва они вошли, как все замерли. Проводник их поклонился и что-то сказал. Получив ответ, он отправился назад. Котузены было явно обескуражены и отчасти возмущены, словно чужеземцы нарушили какой-то порядок.
Воин, с кем говорил провожатый, приподнял металлическую сетку с лица и поклонился, карие глаза его были непроницаемы.
— Чем могу служить? — спросил он.
Брахт хлопнул рукой по своим ножнам и сказал:
— Мы бы с удовольствием расчехлили мечи.
Котузен посмотрел на саблю, висевшую на поясе Кати, и глаза его округлились.
— Дамы тоже?
От удивления голос его прозвучал резко.
— Да, — бодро ответил Брахт, ухмыляясь Кате. — Эта дама владеет мечом лучше многих мужчин.
Потрясенные воины что-то забормотали.
— У вас это не принято? — спросил Каландрилл.
Котузен яростно замотал головой, и по лицу его можно было понять, что подобная мысль показалась ему ужасной и диковинной.
— Нет, — наконец с трудом выговорил он. — Женщины коту не занимаются мужскими делами.
— Мужскими? Ахрд! Эта женщина победит любого мужчину.
Каландрилл, уже научившийся читать по выражению лица джессеритов, понял, что собеседник пришел в бешенство, и тут же сказал:
— В Куан-на'Форе и в Вану, откуда родом мои друзья, женщины привыкли носить с собой оружие и умеют им пользоваться. Если мы невольно оскорбили вас, приношу свои извинения. — Он поклонился, как это делали джессериты.
Котузен сглотнул, явно растерянный. Наконец он произнес:
— У нас нет такого обычая.
Брахт собрался поспорить, но в разговор вмешалась Катя:
— Я не хочу оскорблять наших хозяев, лучше уйдем.
Котузена ее слова явно смутили. Закованной в латы рукой он разгладил напомаженные усы, а Каландрилл дружески улыбнулся и спросил:
— Нет ли у вас другого двора, где мы могли бы позаниматься сами по себе?
Воин подумал и сдержанно кивнул.
— Не одолжите нам снаряжение? — спросил Брахт.
Котузен вновь кивнул и, резко развернувшись на пятках, отдал несколько коротких распоряжений. Двое воинов туг же сорвались с места и принесли им куртки из толстой кожи, а третий повел иноземцев в другой двор. Каландрилл и Брахт взвалили на плечи куртки, поблагодарили хозяев и отправились вслед за закованным в латы проводником. Сзади до ушей Каландрилла донесся приглушенный голос:
— Варвары.
И тут же другой голос недоверчиво добавил:
— Их женщины дерутся…
Брахт усмехнулся, покачав головой; Каландрилл повел глазами на проводника, взглядом прося кернийца помолчать. Да, джессериты другие, но они их союзники, так что надо уважать их обычаи.
«Мы кажемся им не менее странными», — подумал он, пока они шли по темному коридору.
Их проводили в небольшой квадратный, словно колодец, двор. Высоко над глухими стенами голубело небо. Двор был скрыт от посторонних взглядов, словно их привели сюда специально, дабы никто не видел меча в руках женщин. Проводник молча поклонился и ушел.
— Странные люди, — пробормотал Брахт, напяливая куртку. — Они что, балуют своих женщин?
Каландрилл пожал плечами.
— Будем надеяться, что нам никто не помешает, — рассмеялась Катя, — ибо, если они на нас нападут, придется удивить их еще больше.
— Или переманить их женщин на нашу сторону, — усмехнулся Брахт.
Ценнайра, привыкшая к образу жизни, похожему на тот, которого придерживались джессериты, не видела ничего странного в том, что женщины не дерутся, и была неприятно удивлена, когда Брахт подал ей куртку из толстой кожи.
— Так говоришь, ты не умеешь фехтовать? — спросил он и, когда она покачала головой, продолжал: — Значит, не помешает кое-чему научиться.
Она переполошилась, опасаясь, что во время тренировки не сможет скрыть свою сверхчеловеческую силу. Каландрилл, неправильно истолковав ее замешательство, галантно произнес:
