Йоханна Синисало - Тролль
Если бы Мартес хотел что-то предпринять, он бы уже это сделал.
Почему я не щелкнул это «полароидом»?
Я прячу лакомство под одной из двух одинаковых пластмассовых мисок и быстро передвигаю их, запутывая свои движения так, чтобы Песси не успел понять, которая из них представляет для него интерес. И когда он, отказавшись от нелегкого выбора, пытается прочесть ответ на моем лице, а потом с быстротой молнии переворачивает обе миски, хватает добычу и уносит на подоконник, чтобы там насладиться ею, как ребенок мороженым, я думаю: кто же из нас двоих здесь дурак?
Я купил для Песси подарок — цветные мелки. Но ему явно не нравится их запах, он даже не прикасается к ним.
Интересно, насколько он все-таки сообразителен?
Почему раньше, когда он проливал кровь, он не разукрашивал кафель в ванной символами победы — ведь он мог бы в своей примитивистской манере изобразить резкими линиями морскую свинку или кого-нибудь еще.
Может быть, убийство и съедение мелкого грызуна — не такое значительное событие, чтобы складывать о нем песни и писать фрески? А защита собственной территории и ранение крупного врага — такое. Такое ли?
А может быть, это вообще не изображение, может быть, это просто следы лап и случайная мазня, которая представилась осмысленным рисунком только в моем грешном сознании и испорченном воображении?
Теперь стена в прихожей тщательно вымыта и сияет чистотой.
ПАЛОМИТА
Еще один удар — такой сильный, что я начинаю кашлять и все же стараюсь тихо запеть «Salve Regina»,[16] из которой помню только часть.
К Тебе обращаемся мы, дочери Евы, вздыхая, жалуясь и плача в этой обители слез.
Солнце. Я подумала: до чего хорошо, когда тепло. Наконец-то тепло. Я открыла окно, но на улице оказалось холоднее обычного.
Как глупо ждать.
Как глупо думать.
Признаюсь Господу Всемогущему и всем вам, что я много грешила словом и помышлением, делом и бездействием — я виновна, виновна, Господи, я виновна.
Я бью себя в грудь, каясь в каждом грехе, как нас учили в церкви. Бью, пока руке не становится больно и груди не становится больно, но это не приносит облегчения.
Поэтому я молю Святую Марию, Вечную Деву, всех ангелов и…
Я снова и снова, все сильнее и сильнее бью себя в грудь, потому что позволила мыслям прерваться. Нет, нет, не ангелов. Их я ни о чем не молю. Во всяком случае, не солнечного ангела, не того, кто низверг сатану с небес.
Я обращаюсь к Марии. Не к тебе, о Взвесивший души, не к тебе, о ангел последнего суда
ЭККЕ
И снова я запираю дверь, снова бегу.
Бегу от себя, бегу от Песси.
О, если бы знать, от чего я бегу, что внушает мне страх.
Пусть он иногда избегает меня. Пусть он всегда спешит. Не буду об этом думать.
Ведь я так близок к небу: можно сказать, что рядом со мной живет Ангел.
НА ОЗЕРЕ ПУЛЕСЪЯРВИ ТРОЛЛИ ИГРАЮТ В ПРЯТКИ С ОХОТНИКАМИ. УТРЕННЯЯ ГАЗЕТА. 29–3-2000
Вчера на озере Пулесьярви поблизости от острова Лехти двое мужчин получили огнестрельные ранения при загадочных обстоятельствах. Они подверглись неожиданному нападению дикого животного и были ранены незнакомцем, который явно пытался их защитить, но промахнулся.
Жители Пулесъярви уже давно подозревали, что в запертых на зиму строениях лагеря Лехти появились незаконные обитатели. При обследовании местности на многих дверях обнаружились следы взлома. В помещениях были устроены примитивные постели из мха и веток.
Кроме того, домики оказались привлекательными для животных: когда открыли одну из дверей, на людей напал крупный тролль. Мужчина прицелился в него из дробовика, но тут кто-то дважды выстрелил из ближайшего леса. Стрелявший, который несомненно хотел попасть в тролля, первым выстрелом ранил мужчину в плечо, а вторым попал в ногу его спутнику. Оставшийся неизвестным стрелок пользовался крупнокалиберным охотничьим или солдатским дробовиком.
Специалист по изучению диких животных Эрик С. Ньюхолм утверждает, что изголодавшийся зверь, рысь, например, никогда не станет прятаться в сенном сарае или пустующем складе и уж во всяком случае не будет искать там место для зимовки.
Поскольку весна в этом году наступила рано и снега в лесу уже почти нет, обнаружить следы стрелка не удалось. Полиция расследует дело.
ДОКТОР СПАЙДЕРМЕН
Прижав лоб к прохладному оконному стеклу, я вглядываюсь в туманную даль, как трагический герой в плохом кинофильме. В руках — стакан виски с позвякивающими льдинками, губы тихо шепчут: Ангел. Недоступный, как никогда, он так же далек от меня, как если бы улетел на Луну.
Блуждая взглядом по сумеречной улице, я вдруг чувствую, что мои мысли и воспоминания смешались, как при двойном освещении: передо мной — черная тень.
Едва заметное мерцание черной тени — нет, двух черных теней, скользящих мягко и беззвучно, как текущая вода; две частицы тьмы растворяются в уличном сумраке возле мусорных баков.
И я даже не знаю, видел ли я их на самом деле.
АНГЕЛ
Я вхожу в квартиру. Кажется, Песси вытряхнул все содержимое своего горшка на пол в передней. Я уже хорошо изучил его трюки, запер не только шкафы, но даже холодильник и вообще полагал, что научился справляться с любыми шалостями.
И вот — пожалуйста, коврик у порога засыпан мелкими клочьями газет. Наконец до меня доходит, что все это разорвано и растерзано, а не разрезано ножницами, как в туалете у Песси.
Песси нигде не видно, и, сделав еще несколько шагов, я понимаю: случилось что-то ужасное. На моей кровати, под постельным бельем, видна выпуклость — это спрятался Песси, спрятался от чего-то, мне неизвестного.
Я подхожу к кровати и осторожно прикасаюсь к вздымающейся горке. Песси вскакивает, рычит, лягается, всхлипывает, потом опять, дрожа, валится на постель. Я понимаю, что он чем-то потрясен.
Я растерян. Возвращаюсь в прихожую и начинаю механически собирать бумажную мешанину — не стоит забивать этим пылесос. В руках у меня оказывается тонкий липкий кусок бумаги — наклейка с адресом, на которой можно разобрать: МИКАЭЛЬ ХАРТИКАЙНЕН, ниже — мой адрес и индекс. Мне прислали журнал.
Это тот же журнал, что лежит у меня в сумке, журнал, который я купил в киоске, как только увидел, и которым очень горжусь. На задней обложке — реклама, тот самый снимок, благодаря ему я выиграл конкурс и получу сорок тысяч.
Это великолепный снимок. Темный танцующий зверь, лапы — нет, руки протянуты к фотографу, в глазах — не то ярость, не то любовь, ноги, обтянутые джинсами, приковывают взгляд.
