Калашников Александрович - Там, за поворотом
Долго ломал голову над устройством киля. Чтобы плавать под парусом, он обязательно нужен. А на мелких местах - мешает, цепляясь за речное дно. Делать его убирающимся внутрь я побоялся, во всяком случае, на первом образце. Поэтому пустил под плоским днищем на всю длину два "полоза", выступающие вниз сантиметров на тридцать. Корму срезал под прямым углом, скруглив, естественно, места перегибов. Нос же устроил плавно приподнятый и заострённый под углом градусов сорок пять, относительно продольной оси. Разумеется, острых углов избегал, потому что и без того в прочности уверен не был.
Самую ответственную операцию - снятие изделия с болванки - провели большим коллективом при помощи рычагов и блоков. Душа моя обмирала, когда эту скорлупу переворачивали из состояния "кверху днищем" в нормальное. Но полуторасантиметровые стенки выдержали нагрузку, не полопались. Думаю, это благодаря распоркам и обмотке верёвками. В таком виде заготовку и спустили на воду, где уже и доделали: палубу настелили, пайолы положили на днище, мачту поставили.
Я ведь не моряк, по нормальному оценить своё детище не могу, а только управлять судёнышком получалось вполне себе нормально. Правда вёсла пришлось делать длинные из-за большой высоты бортов. Впрочем, при загрузке кораблика, он заметно проседал. И, да, обмеры готового судна и скрупулёзные расчёты меня ошарашили. Почти девяносто тонн водоизмещения - это… нет слов. Так много получалось, конечно, если нагрузить по кромку бортов, а без этого корпус заглублялся в воду только на полметра, то есть около двадцати тонн.
В первый рейс от Противной Воды до Гидако я сходил в качестве капитана. Провизии подвезли, сменили часть гарнизона, помогли немного в возведении бревенчатых стен. Тут интересная ситуация намечается. Поля вокруг городка сплошь засеяны и нашим любимым горохом, и корнеплодами, а окрестности, осматриваемые дозорами и секретами, быстренько превращаются в подобие заповедника, потому что почти никто посторонний в этих местах не шастает. Словом, хоть и рад народ тушёнке, но и без неё голод гарнизону не грозил.
Что пратты? Не проявляют они себя никак, хотя, если честно, между областью Гидако и предгорьями никем не контролируемого места для того, чтобы обогнуть форпост и продолжить вытеснение людей долин, более, чем достаточно. Вот не получилось у нас пресечь им путь к расширению экспансии. Да только они сами как-то притормозились с этим делом. И никаких сведений из их лагеря до нас не доносится. Нет у нас агентурной разведки, хоть ты тресни.
Вот с этого места и отступлю я чуток от последовательного изложения, а вернусь в период постройки кораблика.
***
- Вождь и Шаман Степенный Барсук. Ты обещал дать мне взрослое имя, когда я вернусь с юга, - Рябчик собственной персоной. Явился, не запылился.
Разглаживаю очередную пропитанную густой цементной сметаной рогожку, мягко прокатываю её упругим кожаным валиком - на сегодня всё. Пусть схватывается.
- Здравствуй, Рябчик. Давненько ты мне на глаза не показывался. Наверное, ездил куда-то? Ну, пойдём, пойдём. Расскажешь: где был, что видел. И ты, Карасик, ступай-ка с нами. Послушаем повесть о странствиях в землях далёких, среди народов неведомых.
Коли уж, вернулся этот хитрец, коли не сгинул в своём путешествии, пускай выкладывает. Я так полагаю.
- У Налибана-лодочника напарник животом заскорбел, да так не вовремя! - Рябчик смущённо улыбнулся, а Карасик сжал кулаки - сообразил, чем угостил доверчивого гребца его коварный знакомец. - Ну а мне в тот час случилось мимо проходить и услышать о возникшем у человека затруднении. "Эх, - говорю, - была, не была. Выручу тебя, Налибан. Помогу лодку с грузом до дому догнать. Только ты меня до того, как обратно поедем, уж прокорми в краях ваших дальних, а то я ведь не знаю там никого, и не ведаю ничего".
Согласился лодочник, что так будет справедливо. Сели мы, взялись за весла и поплыли. К волоку подошли тремя челнами, потому что везли большие канаты, которые вшестером приходилось переносить. Ну и лодки на катках перекатывали из реки в реку. Уже и холодать начало, когда двинулись дальше. Сначала вёл нас водный поток через леса. Мы спешили и опасались лесных жителей. Налибан говорил, что дикие охотники могут напасть и убить нас, чтобы завладеть лодкой и нашими вещами. Я удивился, что в этих краях такой неудобный обычай. Мой отец, когда был жив, нарочно бы притворился спящим, чтобы такие опасные люди на него напали. Тогда бы он сам убил их и бросил в реку. Правда, Карасик?
Карасик кивнул, а я невольно вспомнил, каким образом погибли батюшки моих собеседников. Они тогда как раз меня хотели прихлопнуть, чтобы вселиться в пемзовый дом. Да уж, решительные были люди - в этом им действительно не откажешь. Тем временем повествование продолжалось:
- Потом на берегу показалась деревня. Дома в ней были тростниковые, а рядом большое поле с невысокой травой. Это, сказали лодочники, растёт ячмень. Потом такие деревни много раз попадались, и в них мы останавливались на ночлег. Тут уже можно было спокойно спать. Но еда там однообразная - каша. Та самая, которую мы варим только зимой. Здесь же её и осенью едят. И изредка рыба ещё. Налибан обычно дарил хозяевам немного верёвки - это вещь всегда полезная, а мы её много везли с собой. Ещё он обязательно уходил, чтобы поздороваться со старейшиной посёлка, но всегда один. Остальных с собой не брал.
Так мы плыли долго, глядя на поля на берегу. Чем дальше продвигались, тем меньше леса видели, и тем чаще встречались деревни. Одни были совсем маленькие, в других - по нескольку рук домов. Мы не скоро добрались до селения лодочников, но очень вовремя. Там как раз начинался праздник Последней Улыбки Солнца. Жрецы угощали отцов семейств напитком, который горчил. Мне это пойло не понравилось, но я об этом никому не сказал, потому что он считается священным. От него становится веселее на душе и писать часто хочется.
Мы с хозяином готовили лодку к новому плаванию и ходили в другие дома, навещая разных людей. (Я первый раз отметил упоминание статуса лодочника по отношению к Рябчику только в этом месте). Разговаривали о том, что можно привозить из далёкой северной земли и часто спрашивали меня о куницах, о звонких горшках (это про наши фарфоровые так стали говорить), о тонких крапивных тканях хорошей выделки. Как я понял, люди договаривались о том, что следует привезти в следующий раз.
Начиная с этого места в словах Рябчика зазвучали обобщения, видно, что речь шла о событиях, многократно повторявшихся, позволивших ему сделать некоторые выводы на основании значительного массива наблюдений:
- А вообще-то всей жизнью этого народа заправляют жрецы. Они назначают и сев, и сбор урожая, и праздники назначают, угощая земледельцев своим напитком, именуемым на из языке "бир". Живут они в храмах, которые охраняют живущие там же охотники. Эти охотники ещё и дичь добывают, и рыбу ловят, и не позволяют посторонним заходить туда, где происходят разные таинства. Я, правда, был в таком месте всего один раз, когда мы с хозяином относили туда положенное количество ячменя.
