Урсула Цейч - Говорящий с ветром
«Чуть было не забыл». Горен приподнялся и, звеня цепями, подполз к противоположной от двери, слегка освещенной стене. Острым обломком камня сделал очередную зарубку. Всего их было двадцать.
Как недавно он попал сюда и как давно! И каждый день видел, как умирали его товарищи по несчастью.
Да, он был не один. Окруженная отвесными скалами низкая долина была забита рабами, закованными в цепи по рукам и ногам. Регулярно выносили покойников, и столь же регулярно появлялось пополнение. Всем было одинаково плохо, даже если работы приходилось выполнять разные. Жаракк являлся работорговцем, он увез выживших и вернулся со «свежатиной».
Издалека до Горена доносился громовой хохот. Дела явно шли хорошо, раз уж Жаракк проявил такую щедрость; все орки уже напились. Пьянка затянется на всю ночь. Если пленникам повезет, их страдания начнутся не раньше полудня, когда мучители отойдут от похмелья.
Горену казалось, что он провел здесь не меньше половины своей жизни, а ведь не прошло еще и месяца. По всей видимости, осталось ему недолго, если издеваться над ним будут по-прежнему. Горен чувствовал, что ему достается больше, чем другим. Но предпочитал об этом не думать.
Он осторожно ощупал спину. Некоторые раны воспалились, но возможности их прочистить не было. Он старался спать на животе или на боку и постоянно оттягивал от тела одежду, которая приклеивалась к гноящимся ранам.
Рванину давно следовало выбросить. Но в каком-то смысле она сохраняла его человеческое достоинство и напоминала о прошлой жизни. Положение его при всем желании не могло стать более отчаянным.
Теперь Горен завидовал Дарвину Среброволосому и магистру Альтару: они приняли мучительную кончину от тролля, зато их страдания уже позади.
А еще Горен чувствовал себя виноватым: он не сумел их защитить и не предотвратил ужасную смерть. И очень по ним скучал, особенно по зануде-мастеру. Благодаря этим людям юность его была наполнена такими радостями, которых в детстве он совсем не знал.
Теперь у него не осталось никакой связи с прошлым.
И хорошо.
Нет, это не имело никакого отношения к внутреннему голосу. Чем хуже обстояли дела у Горена, тем громче оказывался шепот, который снова проснулся и не позволял больше себя подавлять. Несмотря на последние торопливые объяснения Дераты, он до сих пор считал, что это недостаток его мозга, порождение больного ума, точнее, безумие.
— Оставь меня в покое, старый паразит, — устало подумал он.
— Но я же тебе помогаю, сын мой. Неужели ты думаешь, что был бы еще жив, если бы не кровь дракона, которая в тебе течет, и не сила моей души?
— Я не твой сын, не смей меня так называть.
— Если подумать, то в каком-то смысле сын. В твоих жилах течет кровь моего сына. Да, ты, как и твои родители, из древнего славного рода.
— Мои родители? Мать моя была изгоем, потому что познала черноту души Руорима. К шейканам я не имею никакого отношения.
— Ты не можешь отрицать, кто ты.
— Неправда, могу. Молчи. Дай мне поспать.
— Только когда ты прекратишь думать о смерти.
Горен вдруг усмехнулся, увидев себя как бы со стороны.
— А тебе-то какая разница? Как тебе понравится, старик, если я просто сдохну и заставлю твою душу гнить в моем теле? Может, продам ее Гирину за хорошее место в лодке, перевозящей через Реку Душ…
Шепот стих.
Горен понял, что попал точно в цель. Пока еще предок, если это действительно он, не взял над ним власть и полностью зависел от него. От Горена. Своими угрозами Горен его не утихомирил, но на какое-то время обрел покой. Физическая боль и внутренний шепот вместе — это слишком. Если Горен хочет остаться самим собой и выжить, ему нужно хотя бы немного сна и покоя, иначе тело его долго не выдержит.
Он снова уловил шепот. Но теперь он доносился из соседней камеры.
— Ты еще жив?
Он придвинулся к стене. Тонкие щели и дыры в скале помогали кое-что услышать.
— Эй, — сказал он, не зная кому. Голос был молодой, похожий на его собственный. Они никогда не называли своих имен, боясь, что однажды увидят труп приятеля. И все равно были связаны одной цепью безнадежности и страданий, так что волей-неволей подбадривали друг друга.
— Так быстро я не загнусь. Новости есть?
— Мой сосед с другой стороны не выдержал, голос его умолк навсегда. И я боялся, что придется все время молчать…
Желудок Горена судорожно сжался. Совсем рядом, всего через камеру, так что, по здешним меркам, чуть ли не хороший знакомый. Через соседа они общались между собой и утешали друг друга.
— Проклятье.
— Можно сказать. Но я слышал, что Жаракк привез свежатину, так что пустовать камере не придется.
С той стороны стену начали царапать.
— Знаешь, я пытался прокопать дыру, стена тут — сплошной песчаник. Но я слишком слаб.
— Что нам с того? Я не хочу знать, кто ты, чтобы не оплакивать тебя потом. У меня достаточно и собственных несчастий…
Он услышал странный шум, похожий на подавленные всхлипы:
— Мне бы так хотелось знать, кто ты…
— Прекрати! Я тебе не скажу и больше не хочу тебя слышать! — Горен впал в панику. — Так и договоримся, будь что будет. Судя по твоим словам, ты смирился и ждешь смерти, но за руку тебя держать я не буду, понял? Если ты умрешь, то умри в одиночестве!
И снова сдавленный всхлип.
— Я понял. Прости меня, пожалуйста. Я рад, что ты еще здесь и говоришь со мной.
— Мы справимся. — В устах Горена эти слова прозвучали как заклинание. — Мы наверняка справимся, это еще не конец.
И сон или видение из другой жизни.
* * *Малакей
Ах, это ты. У тебя лихорадка? Значит, не сможешь от меня отделаться. Прекрасно. Присаживайся, мальчик, выбора у тебя все равно нет. Нет-нет, это не сон, не видение, не бред больного мозга. Позволь тебя уверить, что с головой у тебя все в порядке! Никаких отклонений. Пусть хоть это тебя утешит. То, что ты сейчас видишь и слышишь, это реальность. Мой голос из прошлого.
Так что выслушай мою историю в моем изложении. Забудь все, что написано в Хрониках. Там все искажено, исковеркано до неузнаваемости. Частично из-за опасений, частично по глупости. Меня несправедливо осыпают проклятиями, народ шейканов должен мной гордиться, без меня их бы не было. И они бы не смогли сражаться за мир на Фиаре. Предстоят великие дела, мальчик мой, и ключом к ним являешься ты. Уже давно все мои мысли направлены на одну цель, которая приблизилась настолько, что я вот-вот смогу до нее дотянуться.
