Константин Жемер - Тибетский лабиринт (новая версия)
– Эрнст, надеюсь, ты не станешь требовать, чтоб мы с Германом прервали культурную программу и немедленно поехали покупать палатки и рюкзаки? – капризно спросила Ева. – У нас запланирована экскурсия в Нимфенбург.
– О, женщины! – закатил глаза Шеффер. – Ева, ты хоть понимаешь, насколько серьёзное предприятие нас всех ожидает? Нужно каждое отпущенное мгновение употребить для дела…
– Экскурсия – тоже важное дело! – отрезала Ева, и Герман почувствовал на запястье хватку её мягких тёплых пальцев.
Начальник отдела развёл руками, а девушка, более не обращая на него внимания, повлекла Крыжановского на улицу.
– Без нас всё приготовят, – сказала она, садясь за руль. – И вообще, этот хорёк Гюбнер прав – нет никаких причин для столь бурного выражения эмоций – Тибет никуда не денется, коль скоро мы туда собрались, а вот прекраснейший дворец Нимфенбург можем не увидеть – он в это время года особенно великолепен.
Всю дорогу Герман в пол уха слушал щебечущую фройляйн и пытался придумать способ дать о себе знать советским агентам. Увы, ничего иного, кроме глупой идеи: «Надо оставить такое послание, чтобы немцы его не заметили, зато распознали свои», на ум не приходило.
Между тем, место, куда привезла его Ева, действительно оказалось прекрасным: дворцовый ансамбль с прудами и фонтанами, отдалённо напоминающий родной Петергоф.
Молодая трава и первые весенние цветы придавали Нимфенбургу очарование весны.
– Это барокко, – пояснила Ева. – Вы разбираетесь в архитектурных стилях?
– Не особо, но дворец мне нравится, – сказал Герман.
– Внутри он ещё прекраснее, чем снаружи – всякий раз, попав в Мюнхен, я спешу сюда, где так хорошо думается, так мечтается... Пойдёмте же, я покажу вам «Галерею прелестниц», там собраны изображения самых красивых и самых известных женщин прошлых веков.
Названная галерея оказалась большой светлой комнатой, все стены которой украшали женские портреты. Впрочем, в помещении присутствовали не только портреты – в креслах у одного из окон расположились три роскошных дамы.
– Герман, похоже, я не одинока в своих устремлениях! – радостно вскричала Ева. – Вы не представляете, с кем я вас сейчас познакомлю!
Дамы у окна настолько увлеклись беседой, что не сразу заметили их. До Крыжановского донеслось: «…то вечернее платье из Бергамо в сочетании с серебряными сандалиями просто божественно…»
Глядя на них, Герману вспомнилось пушкинское: «Три девицы под окном пряли поздно вечерком…»
– А, вот вы где! От гестапо не спрячешься! – старательно копируя Гюбнера, вскричала Ева.
Дамы немедленно бросились к ней целоваться.
– Что за тон, милочка, – хохоча, вскричала старшая из троицы, в которой Крыжановский без труда узнал любимую актрису Гитлера Ольгу Чехову. – Где ты поднабралась такой вульгарной солдафонщины, уж, не от своего ли таинственного спутника?
– Прошу прощения, – спохватилась Ева. – Дамы, представляю вам моего нового патрона, профессора Германа Крыжановского. Он только что приехал из России. Герман, это мои лучшие подруги: Ева Браун, Лени Риффеншталь и несравненная Ольга Чехова. Но как так получилось, что мы столь счастливо встретились?
– Это всё Лени, – пояснила Ева Браун. – Она собирается снимать новый фильм и ищет места для натурных съёмок. А мы увязались за компанию.
– И я первым делом поспешила сюда, в любимый всеми нами Нимфенбург, – подтвердила Лени Риффеншталь. – Название для фильма уже есть: «Долина», это будет музыкальная комедия. Кстати, Ева, не желаешь ли снова у меня сниматься?
– Нет, уж, Лени, всякий раз как я иду у тебя на поводу, потом обязательно приходится обнажаться – случай с «Олимпией» ещё ничего, но эту ужасную «Ночь амазонок» я тебе никогда не прощу. К тому же, мы с Германом скоро уезжаем в Тибет, – решительно отказалась Ева Шмаймюллер.
– А фюреру «Ночь амазонок» понравилась, – гордо объявила Ева Браун.
– Ладно, подруги, вижу, вы вполне довольны обществом друг друга! – перебила Ольга Чехова. – А потому позвольте мне воспользоваться моментом и увести у вас мужчину. Сами понимаете, моей русской натуре не терпится пообщаться с соотечественником. Не удивляйтесь, если услышите, как мы с ним поём русские песни.
Обдав Германа ароматом дорогих духов, Ольга подхватила его под руку и повела прочь.
– Я читала о вас в газетах, – сказала актриса, лишь только они вышли в парк. – И очень рада встретить соотечественника и единомышленника. Только вы совсем не похожи на профессора – никогда раньше не встречала учёных с лицами римских патрициев и фигурами атлетов. Спортом увлекаетесь? Скажите, вы случайно не лыжник?
С этими словами «Государственная актриса Третьего Рейха» Ольга Чехова обворожительно улыбнулась сотруднику Аненербе Герману Крыжановскому и подала для поцелуя свою восхитительной формы руку.
…Через несколько часов в окрестностях Мюнхена заработал мощный радиопередатчик. Радистка, работавшая на Ольгу Чехову, слыла виртуозом своего дела и могла выдавать в эфир до трёхсот знаков в минуту. Соответственно передача вышла настолько молниеносной, что осталась совершенно незамеченной для пеленгаторов гестапо. Но, даже перехвати немцы сообщение, прочитать его не смогли бы, ибо «книжный код[61]» расшифровке не поддаётся. На столе наркома внутренних дел СССР текст выглядел следующим образом: «Лыжник вышел на трассу тчк Мерлин[62]»
Часть 2
Тайна Тибета
«Глубокоуважаемый господин король Гитлер, правитель Германии. Да пребудет с Вами здоровье, радость Покоя и Добродетели! Сейчас вы трудитесь над созданием обширного государства на расовой основе. Поэтому прибывший ныне руководитель немецкой экспедиции саиб Шеффер не имел никаких трудностей в пути по Тибету. Примите, Ваша Светлость, король Гитлер, наши заверения в дальнейшей дружбе!
Написано 18 числа первого тибетского месяца, года Земляного зайца (1939)».
Письмо регента Тибета Квотухту, адресованное Адольфу Гитлеру и привезённое Э. Шеффером из Лхасы в Берлин в 1939 году.Глава 1
Встреча с мистером Голдом
28 апреля 1939 г. Небеса над Бенгалией, Британская Индия.
Полёт длился больше суток. Наплевав на назойливый шум двигателя, Герман несколько раз засыпал и поэтому не мог точно высчитать время, проведённое в воздухе. Посадка в Турции оставила по себе неприятные воспоминания, связанные с болью в ушах и пререканиями с местными властями из-за разницы во взглядах относительно цены на авиационный бензин. После взлёта они с Евой поели консервов и шоколаду, но Герман уже не мог уснуть, сколько не пытался. Весь оставшийся путь он болтал с прекрасной фройляйн о разных глупостях, безошибочно рассудив, что подобным способом время убивается проще всего.