Джин Вулф - Меч ликтора
В этот миг на пороге появилась мать мальчика, и мы замолчали. Она перевела изумленный взгляд с меня на Агию; затем, словно никакое удивление не могло ни пересилить ее печаль, ни изменить намерений, она закрыла дверь и задвинула тяжелый засов.
— Он услышал, что я наверху, — сказала ей Агия, — и велел спуститься. Он собирается меня убить.
— И как же я этому помешаю? — устало спросила женщина и повернулась ко мне. — Я потому ее спрятала, что, по ее словам, ты желал ей зла. Меня ты тоже убьешь?
— Нет. Я и ее не собираюсь убивать, и ей это хорошо известно.
Лицо Агии перекосилось от гнева, подобно раскрашенному восковому изваянию другой прекрасной женщины работы самого Фехина, которое, будучи охвачено пламенем, теряло бы форму, одновременно и плавясь, и обгорая.
— Ты убил Агилюса и гордился этим! Разве я не столь же достойна смерти? Ведь мы с ним одной крови!
Я не вполне поверил, что у нее есть нож, и даже не заметил, как она выхватила его — кривой траксийский кинжал.
В воздухе уже давно висела тяжесть приближавшейся бури. Меж горных пиков прогремел гром. Когда замерли отзвуки его раскатов, словно в ответ раздался странный голос. Я не в силах его описать: в нем было что-то и от человеческого вопля, и от звериного рыка.
Усталость с Касдо как рукой сняло, она опрометью бросилась к окнам. Под каждым оконным проемом, прислоненные к стене, стояли тяжелые деревянные ставни; она подхватила ближайший, словно это был всего лишь противень, и с грохотом обрушила его в скобы ставней. Во дворе бешено залаял пес и внезапно затих; было слышно лишь, как стучат первые капли дождя.
— Ну вот, уже здесь! — кричала Касдо. — Уже здесь! — И, обернувшись, напустилась на сына: — Прочь с дороги, Северьян!
Сквозь одно из оставшихся открытыми окон я услыхал детский голос:
— Отец, помоги мне!
16. АЛЬЗАБО
Я как мог старался помочь Касдо и случайно оказался спиной к Агии и ее кинжалу. Эта оплошность едва не стоила мне жизни: как только я поднял тяжелый ставень, она тут же набросилась на меня. Говорят, что женщины и портные держат нож лезвием вниз, однако Агия, словно закоренелый убийца, нанесла удар снизу вверх, чтобы вскрыть внутренности и достать до сердца. Я повернулся как раз вовремя и успел загородиться ставнем; нож пробил дерево, и стальное острие вышло наружу с обратной стороны.
Ее подвела сама сила удара. Я вывернул ставень и отбросил его подальше вместе с торчащим из него кинжалом. Агия и Касдо кинулись к нему. Я поймал Агию за руку и оттолкнул назад, а Касдо со стуком задвинула ставень, оставив кинжал торчать рукоятью наружу, где вот-вот готова была разразиться буря.
— Сумасшедшая, — тихо, почти виновато, произнесла Агия. — Оставляешь оружие тому, кого сама боишься, неужели не понимаешь?
— Тому, кто там, за дверью, ножи не нужны, — бросила в ответ Касдо.
Дом был погружен во мрак; единственным источником света остался ярко-красный огонь очага. Я огляделся в поисках свечей или фонаря, но не заметил ни того, ни другого; как я узнал после, то немногое, что имелось в доме, было унесено на чердак. За окнами сверкнула молния, высветив контуры ставней и прерывистую линию порога, — и я мгновенно сообразил, что эта линия должна была быть цельной.
— Там кто-то есть, — сказал я. — Там, у двери.
Касдо кивнула.
— Я вовремя загородила окно. Эта тварь никогда не являлась так рано. Наверное, ее разбудил дождь.
— А вдруг это твой муж?
Прежде чем она успела ответить, раздался тонкий голос — тоньше, чем у мальчика:
— Пусти меня домой, мама!
Даже я, не ведая, кто это говорит, почувствовал в простых словах ужасное несоответствие. Да, возможно, голос принадлежал ребенку, но не человеческому ребенку.— Мама, — послышалось снова, — дождь начинается.— Нам лучше подняться наверх, — сказала Касдо. — Если мы уберем за собой лестницу, оно не достанет нас, даже если ворвется в дом.
Я подошел к двери. В темноте между вспышками молний я не мог разглядеть стоящих на пороге ног. Но сквозь стук дождевых капель я услышал хриплое размеренное дыхание и скрежет, словно притаившееся во мраке существо переступало с лапы на лапу. Я обернулся к Агии.
— Твоя работа? Очередная тварь Гефора?
Она затрясла головой, карие глаза лихорадочно блестели.
— Нет. Таких много в здешних горах, ты лучше меня знаешь.— Мама!За дверью раздалось шарканье: капризно окликнув женщину, чудовище сошло с порога. Скрипнул ставень, и я попытался разглядеть что-нибудь сквозь щель. За окном стояла непроглядная темень, но до моих ушей донеслась мягкая, но тяжелая поступь, какую мне доводилось слышать дома из забранных решетками окон Медвежьей Башни.
— Оно сожрало Северу три дня назад, — сказала Касдо, пытаясь поднять старика со стула; он вставал медленно и неохотно, не желая отходить от теплого очага. — Я никогда не позволяла ей с Северьяном гулять в лесу, но оно явилось на поляну за целую стражу до наступления сумерек. С тех пор оно приходит сюда каждую ночь. Собака не смогла его выследить, и Бекан сам отправился на охоту.
Я начал догадываться, что это был за зверь, хотя до сих пор ни одного такого не встречал.
— Похоже, это альзабо. Ведь это из его желез добывают аналептик?
— Да, альзабо, — кивнула Касдо. — Но про аналептик я ничего не знаю.
Агия расхохоталась.
— Зато Северьян знает. Он вкусил премудрости этого чудища и теперь носит в себе свою возлюбленную. Они небось даже шепчутся по ночам в самый разгар любовной страсти.
Я замахнулся на нее, но она ловко увернулась и выдвину-да стол между нами.
— Ты должен радоваться, что среди животных, явившихся на смену тем, кого истребили наши предки, оказались и альзабо. Без них ты бы навсегда потерял свою Теклу. Расскажи-ка лучше Касдо, как тебя осчастливил альзабо.
— Я искренне опечален гибелью твоей дочери, — обратился я к Касдо, — и обещаю защитить твой дом от чудовища, если на то есть воля свыше.
Мой меч стоял у стены, и я взял его, дабы доказать свою готовность подтвердить слова действием. И вовремя, ибо в этот самый миг за дверью раздался мужской голос:— Дорогая, открой мне!Агия и я кинулись перехватить Касдо, но опоздали: она уже отодвинула засов. Дверь распахнулась.
Чудовище, ожидавшее за дверью, стояло на четырех лапах, и, несмотря на это, его горбатые плечи находились на уровне моей головы. Его собственная голова сидела низко, над кончиками ушей громоздился косматый загривок. Огонь очага высвечивал белые клыки; глаза горели красным пламенем. Мне доводилось смотреть в глаза многим пришельцам, явившимся из-за края света. По утверждению некоторых мудролюбов, их привлекает вымирание местных родов, когда племена дикарей с каменными ножами и факелами заполняет местности, разоренные войной или эпидемией; но их глаза — это глаза диких зверей, не более. Огненный взгляд альзабо был иным, в нем не хватало ни человеческой осмысленности, ни животного простодушия. Так, думал я, мог смотреть дьявол, восставший наконец из бездны на какой-нибудь черной звезде; однако я помнил и обезьянолюдей: их и вправду называли дьяволами, но глаза у них были человеческие. На миг почудилось, что дверь еще можно успеть закрыть. Касдо, которая сначала в ужасе отпрянула, теперь опомнилась и попыталась ее захлопнуть. Альзабо наступал медленно, почти лениво, и все же он оказался проворней, и край двери ударился о его ребра, словно о камень.
