Клайв Баркер - Абарат (пер. Л. Бочаровой)
— Его зовут Назаре, — сказала она, обернувшись к Кэнди. — Он все хворает, бедняжка, с тех самых пор, как мы сюда перебрались. Родился-то он в море. Боюсь, без морского воздуха ему не выздороветь.
Она еще ниже наклонилась над своим сыном и нежно произнесла:
— Ты ведь этого хочешь, да, радость моя? Убраться отсюда поскорей.
— Вы и сами мечтаете туда переселиться? — полуутвердительно произнесла Кэнди.
— О, еще бы! Только об этом и думаю! Мне все тут ненавистно, все!
— Но что-то же удерживает вас здесь? Изарис тяжело вздохнула. Плечи ее поникли.
— У Руфуса, моего мужа, был парусник, и мы на нем рыбачили возле Внешних островов, там рыба ходит такими большими косяками — только успевай вытаскивать. Но парусник стал совсем старым, рассохся, вот мы и высадились здесь, чтобы продать его на слом, а себе купить новый. Было это в конце сезона лова, так что мы поднакопили немного денег. На новую лодку как раз должно было хватить. Но тут вдруг оказалось, что их нет в продаже. И когда мы наконец поняли, что никто здесь больше не строит парусников, деньги наши почти кончились. Теперь муж мой устанавливает и чинит туалеты для богачей из башен, а я бы и рада работать, да детей не на кого бросить.
Не прерывая своего рассказа, Изарис раздвинула ветхие занавески, делившие комнату на две части, присела на корточки перед сундуком и выудила оттуда платье самого что ни на есть простого фасона, которое протянула Кэнди со словами:
— Надень-ка вот это, иначе простынешь насмерть в своем мокром тряпье.
Кэнди поблагодарила Изарис и переоделась в ее платье. Ей было стыдно за свои недавние подозрения в адрес доброй женщины, которая так щедро делилась с ней тем немногим, что имела.
— Смотри-ка, оно тебе впору, — улыбнулась Изарис, глядя, как Кэнди затягивает на талии веревочный пояс.
Платье было коричневым, с вплетенными в ткань серебристо-синими переливчатыми нитями.
— А какие деньги здесь в ходу? — спросила Кэнди. Понятное дело, Изарис удивилась такому вопросу. Она секунду помолчала, приподняв брови, но потом с готовностью ответила:
— Земы. И патерземы, то есть стоземовые купюры.
— Понятно.
— А почему ты об этом спросила?
Кэнди запустила руку в карман своих мокрых джинсов.
— Потому что у меня с собой только доллары, да и тех немного.
— Доллары? — Изарис от изумления приоткрыла рот.
— Ну да. Всего несколько.
В подтверждение своих слов Кэнди вытащила смятые бумажки из кармана и, тщательно их расправив, разложила у очага. Над банкнотами тотчас же поднялось облачко пара.
Изарис как зачарованная смотрела на зеленые бумажки. С того мгновения, как Кэнди выудила их из кармана, женщина не сводила с них изумленных, недоверчивых глаз. Похоже, она приняла случившееся за самое настоящее чудо.
— Где ты их взяла? — выдохнула она, не без труда заставив себя перевести взгляд с купюр на Кэнди. — Погоди, — прошептала она через мгновение. — Возможно ли?..
— Что?
— Неужто ты... явилась сюда из Иноземья?
Кэнди кивнула:
— Да. Страна, откуда я родом, называется Америка.
— Америка... — повторила Изарис с таким благоговением, словно читала молитву. — У тебя есть доллары, и ты родом из Америки.
Вздохнув, она покачала головой, будто никак не могла поверить.
Кэнди присела на корточки у очага и собрала почти высохшие банкноты.
— Хотите, — сказала она, — я их вам подарю?
Изарис медленно качнула головой. Лицо ее приняло теперь выражение суеверного восторга с примесью страха.
— Нет, что ты, я не посмею их взять. Доллары — это для ангелов, а жалкие скизмуты вроде меня не должны к ним прикасаться.
— Глупости, — нахмурилась Кэнди. — Они мои, и я имею право их вам подарить, а вы — принять. И никакой я не ангел. Ничего общего с ними не имею. А скизмуты — это кто такие?
— Мой народ. Вернее, мои далекие предки. Кровь сильно разбавлена, и началось это давным-давно. Последним настоящим скизмутом был мой прапрадед.
Лицо Изарис стало печальным. Это выражение глубокой меланхолии очень шло ее полурыбьему лицу.
— Вы говорите об этом с такой грустью...
— Это потому, что я все время мечтаю вернуться в пучину и остаться там навсегда, подальше от всего этого...
Изарис перевела взгляд на окно, в котором не было ни рам, ни стекол. Мимо тесными рядами, словно на параде, сновали прохожие. Кэнди от души посочувствовала Изарис и ее семейству, принужденным влачить жалкое существование в этой убогой хижине, скупо освещенной сумеречным светом, который проникал внутрь с улицы.
— Вы имеете в виду море?
— О да. Маму Изабеллу. У скизмутов множество городов на морском дне. Это прекрасные города, выстроенные из белого камня.
— Вы их когда-нибудь видели?
— Что ты, нет, конечно! Дети, родившиеся от смешанных браков с людьми, уже во втором поколении не могут дышать под водой, и плавать им тяжело. Окажись я глубоко под водой, я бы утонула, как любой из людей. Как ты.
— Получается, вы можете жить только на суше?
— Почему же? На палубе парусника, как можно ближе к морю. На груди у мамы Изабеллы, в ритме ее дыхания.
— Так может, этих долларов вам с Руфусом как раз и хватит, чтобы купить лодку?
И Кэнди решительно протянула Изарис банкноты в десять и один доллар, оставив шесть себе. Изарис громко и так заразительно рассмеялась, что маленькая Майза, глядя на нее, тоже принялась хохотать.
— Одиннадцать долларов? Одиннадцать! Да на них можно купить две парусные лодки! Даже три! Это же около десяти патерземов. Да нет, больше! — Изарис внезапно нахмурилась и с тревогой спросила: — Но ты в самом деле решила мне их подарить? Ты хорошо подумала?
— Они ваши. И я не отберу их назад, если вы это имеете в виду, — заверила ее Кэнди, которой все еще с трудом верилось, что столь ничтожная сумма может стать источником таких бурных чувств. Подумать только, какие-то жалкие одиннадцать баксов!
— В таком случае я сейчас же потрачу небольшую часть вот этого, — сказала Изарис, бережно подняв двумя пальцами долларовую бумажку. Десять долларов она спрятала за пазуху. — Надо купить еды. Дети сегодня еще ничего не ели. Да и ты, наверное, тоже. — Глаза ее светились радостью, и от этого их серебристый блеск — наследие скизмутов — сделался еще заметнее. — Ты приглядишь за малышами, пока я сбегаю в лавку?
— Конечно, — сказала Кэнди.
Только теперь она почувствовала, что буквально умирает от голода.
— Майза, детка!
— Что, мам?
— Ты будешь хорошо себя вести, будешь слушаться леди из Иноземья, пока я схожу за молоком и хлебом?
— Ладушки! — ответила Майза. — Фсяные ладушки!
