Ричард Кнаак - Ночь Крови
В этот момент в комнате потемнело.
Тирибус поднялся, чтобы зажечь лампу, но с удивлением отметил, что за окном всё ещё стоит яркий день. Советник ощутил, как невидимые глаза со злорадством наблюдают за ним.
— Нолхан?! — позвал он, неуютно чувствуя себя в темноте.
Несмотря на то, что адъютант должен был сидеть за дверью, никто не отозвался.
Тирибус шагнул к выходу, но тьма сгустилась так, что он не мог разглядеть и фута перед собой, каждый шаг давался с трудом, словно в воде. Чей-то взгляд буравил его спину. Советник обернулся — из тьмы на него смотрели два огненных глаза.
— Нолхан! Фраск! Джосирис! — заорал он, но никто не появился.
Тирибус не мог отвести взгляда от чудовищных глаз, понимая, что только одна власть могла послать их сюда.
— Нефера… — пробормотал он, начиная осознавать, что жрица Предшественников всё же обладает настоящей силой…
Минотавр выхватил меч и рубанул по глазам твари, но клинок прошёл сквозь них, не встретив сопротивления. Отскочив назад, Тирибус вдруг нащупал ручку двери, но она не сдвинулась с места, словно окаменела. Отбросив бесполезный клинок, советник схватился за неё двумя руками, но в это мгновение что-то впилось в его плечи и потащило назад, к пылающим глазам.
Четыре ужасных щупальца, сотканные из дыма, вздёрнули Тирибуса на фут от земли, он попытался закричать, но ощутил, что не может выдавить ни звука — рот больше не подчинялся хозяину. Советник поднял руку в тщетной попытке освободиться, но пальцы хватали лишь туман.
Бурлящее облако рванулось к нему и стало заползать в горло, Де-Нордмир забился в судорогах. Его руки и ноги ещё какое-то время молотили по воздуху, а потом замерли, расслабившись. Глаза Тирибуса смотрели вперёд, но видели лишь одно — смерть.
Тело упало на пол с глухим стуком.
— Милорд? — Нолхан приоткрыл дверь, заглядывая внутрь. — Что это за…
Адъютант и слуги замерли с открытыми ртами, увидев бездыханное тело своего хозяина, скорчившееся у стола. Нолхан медленно попятился, увлекая остальных. Они были прекрасными солдатами, готовыми немедля сложить головы в любом бою, но перед потусторонними силами их охватывал дикий ужас, особенно сейчас, когда все видели искажённое страшной гримасой лицо Тирибуса. Люди Де-Нордмира бросились к лошадям и поскакали прочь, не оглядываясь назад.
Когда они исчезли за поворотом дороги, изо рта советника показался тёмный туман, пламенные глаза которого теперь смотрели за пределы Митаса, ища следующую жертву…
9
Шахты Вайрокса
Рога пробудили заключённых перед рассветом. Минотавры, ругаясь сквозь зубы, поднимались с грубых нар, слыша привычное щёлканье бичей надсмотрщиков.
Фарос со стоном встал, ощущая, как все тело болит и ноет со вчерашнего дня. Но даже, несмотря на дикую усталость и истощение, спокойно выспаться он не смог — духота барака, а главное, огромные клещи не давали сознанию погрузиться в благословенную дремоту.
За последнее время юный минотавр вырос и стал гораздо сильнее, каждодневный труд вытопил жир с живота и сделал жилистыми его ноги, теперь Фарос был почти точной копией своего отца в молодости.
Старый слуга, попавший сюда одновременно с ним, уже показал, что бывает с теми, кто недостаточно силён. На четвёртый день старик едва таскал ноги, поминутно падая. Подбежавший Пэг схватил его за горло, злобно проорав, что тот либо встанет, либо умрёт. Старик бессильно висел у него в руках, и тогда Мясник не стал тратить лишних слов. Все видели, как надсмотрщик одним движением сломал несчастному шею.
Страшная смерть старика стояла перед глазами Фароса, когда он протискивался к выходу. Идущий рядом с ним заключённый оступился и немедленно получил пинок от подскочившего надсмотрщика.
Все шахтёры, одетые только в стоптанные сандалии и поношенные льняные килты, выстроились в цепочку перед дверью одного из бараков недалеко от жилища Крусиса, откуда несло жуткой вонью. Каждому выдавали маленький горшочек. Когда минотавры по очереди подходили к двери, оттуда высовывалась волосатая рука с толстой ложкой на длинной ручке и со шлепком роняла в горшок пясть липкой и мутной ячменной каши из прошлогоднего зерна. Порцию предстояло быстро проглотить, пока новые сигналы рога не приказали двинуться к шахтам.
После трапезы заключённые забирались в старые скрипучие фургоны, рассаживаясь на скамьи, лицом друг к другу, и надсмотрщики продевали длинную железную ось в ножные цепи, чтобы никто не мог выпрыгнуть на ходу.
Здесь редко светило солнце, от постоянно дымящихся вулканов поднимались тучи пепла, заставляя небеса плакать вместо влаги душной золой. В миле на север располагался такой же лагерь, но только для женщин, а на востоке торчали стволы многочисленных шахт, где и трудились все заключённые. Многие шахты были пусты и заброшены, но в более чем сорока продолжалась активная выработка. Между шахтами и лагерями раскинулся обрабатывающий порт, место, где добытая руда сортировалась, от неё отделялись наиболее ценные богатые медью малахит и азурит. Потом сырой металл отправлялся в Нетхосак для окончательной обработки и дальнейшего использования.
В течение первых четырёх недель Фарос работал собирателем, накладывая руду, добытую другими шахтёрами, на тяжёлые вагонетки и выталкивая их наружу. Затем его перевели в богатый медью ствол, где они с Ультаром молотили кирками по синей вене азурита.
Однако сегодня их назначили в одну из шахт, расположенных в опасной близости от действующего вулкана. В бумагах надсмотрщиков она проходила под номером семнадцать, но заключённые называли её на свой лад — Аргонова Глотка. Это была самая опасная шахта, в ней постоянно выделялись ядовитые пары, заключённые вынуждены были работать в мокрых повязках, закрывающих нос и рот. Каждые два часа им разрешалось выйти наружу и отдышаться.
Несмотря на всё это, Ультар сохранял бодрость духа и весёлое настроение, его кирка неутомимо вгрызалась в породу. Он даже пытался напевать под нос, словно ужасные испарения не имели над ним никакой власти:
— В море крови надежд я хотел бы бродить,
По высоким горам прах надежд бередить.
Не сгину в пустыне и замке большом,
Настанет момент — я увижу свой дом…
Фарос постоянно черпал веру и надежду у несгибаемого Ультара — теперь он знал татуированного минотавра гораздо ближе. Ультар был родом с Зара, отдалённой островной колонии, на протяжении нескольких поколений не поддерживающей связь с метрополией. Жившие там минотавры очень много переняли от аборигенов, в частности искусство сложнейшей татуировки.
