Даниэль Зеа Рэй - Айрин (СИ)
Пенеола остановилась у занавески и хотела что-то сказать, но передумала и вернулась в прихожую. Когда спустя несколько минут зрячий вышел к ней, она отвернулась и не проронила ни слова. Он тоже молчал, вытираясь и натягивая на себя платье. Собрав в охапку грязные вещи, он вышел из омовенной и направился обратно в шатер.
Пенеола продолжала стоять, как вкопанная. И что теперь делать? Бежать следом? Или подождать? Она же не знает, куда идти… Спохватившись, она обернулась, чтобы взять с пола белый плащ, но…
— Твою ж мать… — прошептала Пенеола, понимая, что югуанин его унес.
Пенеола закрыла глаза и осела на пол. Значит, знает, что произошло. Ее самонадеянность всему виной. Глупо полагать, что зрячий его уровня не почувствует приближения кого бы то ни было к себе…
Тем временем переговоры зевак за занавесом шатра усилились. Кто-то даже откинул полог и заглянул внутрь, но, уткнувшись глазами в Пенеолу, тут же отвернулся и оставил ее одну. Пора выходить. Определенно, пора выметаться отсюда. Пенеола поднялась на ноги и, прикрыв лицо ладонью, вылетела из шатра.
— «Yastri teia»!
— «Yastri teia doi hoeise»!
— «Yastri teia»!
Люди расступались, шарахаясь от чудовища в платье, несущегося прямо на них. Пенеола не разбирала дороги. Бежала вперед, согнувшись и прикрывая ладонями лицо. И вдруг удар. Пенеола разогнулась и обернулась назад, чтобы понять, что только что произошло.
— «Yastri teia doi hoeise»! — закричал какой-то мужчина и метнул еще один камень прямо в Пенеолу.
Реакция ее не подвела. Силовое поле остановило орудие ненависти этих людей и камень упал на землю в нескольких метрах от Пенеолы. Все вокруг умолкли, переглядываясь друг с другом. А потом они стали наклоняться к земле за новыми камнями…
— Беги! — услышала Пенеола заветное слово на югуанском где-то в толпе и рванула вперед.
Больше она не прятала своего лица и не пригибалась к земле, как несколько минут назад. Пенеола смотрела на забор, возвышающийся вдалеке, и со всех ног неслась к нему. Впереди, откуда ни возьмись, появился ребенок. Маленькая ручка схватила Пенеолу за платье и потянула в сторону, уводя на узкую тропинку вдоль которой стояли шатры. Голова ребенка была замотана в какую-то грязную тряпку, и невозможно было понять, кто это: мальчик или девочка.
Виляя по многочисленным узким проходам, ребенок вывел Пенеолу на окраину поселения прямо к забору.
— Кто ты? — пытаясь отдышаться, спросила Пенеола.
Ребенок обернулся и указал пальцем на один из шатров, стоящих поодаль от остальных. Пенеола зашагала к укрытию и остановилась у входа, пропуская спасителя вперед.
Внутри было просторно и светло. На полу настелены какие-то матрацы, на них — покрывала. Несколько сбитых деревянных ящиков у стен и тумба с металлической подставкой в центре. Свет пробивался в это помещение сквозь мелкие дыры в потолке и становилось понятно, что люди, живущие здесь, не в фаворитах у совета старейшин. Ребенок, тем временем, снял с головы тряпку и встал напротив Пенеолы.
Девочка, лет двенадцати, наверное. Волосы чернявые, сбитые в клочья, глаза раскосые, ярко синие, заостренные скулы, щеки впалые, носик маленький, аккуратный, и расщелина у самого рта, которую невозможно не заметить.
— Нам нельзя показывать лицо окружающим, — на чистом югуанском произнесла девочка. — И нельзя бродить по улицам днем. За это тебя могут забить камнями. Разве мужчина, с которым ты пришла, не рассказал тебе об этом?
— О камнях он ничего не говорил.
— Меня зовут Отта. А тебя как звать?
— Пенеола.
— Пенеола… Не югуанское имя. Ты сайкаирянка?
— Да. А ты деревийка?
— Нет. Я такая же местная, как и все они.
— Ты хорошо владеешь югуанским.
— За шесть лет рабства только дурак не научиться правильно говорить на вашем языке.
— Рабства?
— Ты пришла с праведником, но ничего о нас не знаешь. Странно, конечно, но ничего. Через пару недель войдешь в курс дела и разберешься, что здесь к чему. Ты не стой, присаживайся. Сейчас воды принесу.
Девчушка накинула на голову свою тряпку и выскочила наружу. Вернулась она через несколько минут и протянула Пенеоле большую глиняную кружку, наполненную водой.
— Спасибо, — улыбнулась Пенеола и осушила ее до дна.
— Говорю же, не стой. Если праведник захочет тебя вернуть, он это сделает.
— В смысле, «захочет меня вернуть»?
— Ну… — замялась Отта. — Он же оставил тебя одну в омовенной. То есть, бросил…
— Он просто ушел первым, вот и все, — улыбнулась Пенеола, пожимая плечами.
— Как же, — засмеялась Отта. — Праведник был зол. А у злости праведников всегда есть основания.
— Мы немного повздорили.
— Все равно он не имел права оставлять тебя одну.
— Это наказание такое. За мое поведение.
— Сильно же ты его задела! — рассмеялась Отта и плюхнулась на один из матрацев на полу. — Хочешь, я отведу тебя к нему?
Пенеола подумала несколько секунд и отрицательно покачала головой.
— Правильно. Унижаться перед ним не стоит, — согласилась Отта.
Пенеола присела рядом с девочкой и подперла голову рукой.
— И что мне теперь делать?
— Спать ложись, — пожала плечами Отта. — Вечером вернутся наши. Тогда и поедим.
— А много их, этих «наших»?
— Пять человек. Со мной — шесть. А с тобой теперь семь.
— И кто мы такие?
— Мы? Мы грязные пятна на чистом платье старейшин этого поселения: и вывести нас нельзя и смотреть тошно.
— А родители твои где?
— Они на другом конце поселения живут вместе с братом моим и сестрами. Раз в неделю заходят проведать. Еду приносят. Иногда одежду.
— А почему ты с ними не живешь?
— Мало того, что я «красавицей» у них родилась, так еще и в служках у заблудших побывала. Я их не виню. Если они заберут меня к себе, всю семью будут изгоями считать. После войны, а она была около года назад, я получила свободу. Могла остаться жить с праведниками в большом городе, но, как видишь, вернулась сюда. Думала, по-другому все будет. Потом поняла, что ошиблась, но уходить было поздно. Одна до города не доберусь, а провожатых для меня не найдется. Вот и живу здесь с такими же убогими, как и я.
На улице послышался крик.
— Пенеола! Пенеола, ты здесь?
— Пошел ты… — прошипела Пенеола и тут же осеклась, глядя на молодую девчушку.
— Да, ладно тебе, — рассмеялась Отта. — Сейчас мы его выпроводим…
Отта не спеша поднялась с матраца и, замотав лицо тряпкой, вышла наружу.