Роджер Желязны - Имя мне – Легион
– В таком случае, в каком он состоянии?
– По-прежнему «под мухой», я полагаю. И упадок жизнедеятельности, выглядит как… пьяный.
– Порядок. Можете уже освобождаться от вашего снаряжения…
– Уже освободился.
– …и раздеть его.
– Уже начал.
– Мы радировали на остров. Медик прилетел и ждет в лаборатории. Впрочем, предупреждали, что ему необходима, главным образом, декомпрессионная камера. Так что мы медленно и осторожно доведем в ней давление до нормального на поверхности. Я займусь этим прямо сейчас… А у себя самого вы чувствуете какие-либо симптомы опьянения?
– Нет.
– Ладно. Вы покинете камеру через некоторое время… Вы что еще хотите мне сказать?
– Да нет, пожалуй.
– Тогда все в порядке. Теперь я свяжусь по радио с доктором. Если я вам понадоблюсь, свистните в микрофон. Он это выдержит.
– Ладно.
Я освободил Пола от снаряжения, надеясь, что он вскоре начнет приходить в себя. Но он не очнулся.
Он сидел, сутулясь, бормоча что-то с открытыми, но остекленевшими глазами, и то и дело улыбался.
Хотел бы я знать, что с ним стряслось. Если давление и в самом деле было снижено, он должен был прийти в себя почти мгновенно. Возможно, надо снизить давление еще чуть-чуть, решил я.
Но…
А не погружался ли он раньше, еще до начала рабочего дня?
Продолжительность декомпрессии зависит от общего количества времени, проведенного под водой в течение двадцатичасового периода, от общего количества азота, усвоенного тканями, частично – головным и спинным мозгами. Мог ли он погружаться, чтобы поискать что-нибудь, скажем, в иле, у основания сломанной мачты, среди обломков старого затонувшего корабля? Возможно, погружаться надолго, тщательно обыскивая все в тревоге? Зная, что сегодня предстоит работать на берегу, зная, что в течение всего рабочего дня в ткани тела не попадет ни молекулы азота? И вот неожиданная авария, и он должен рисковать. Он делает вид, что все в порядке, возможно, даже поощряет новичка продолжить и закончить работу. Отдыхает, пытается справиться с собой…
Очень может быть. В этом случае ценность декомпрессии, проводимой Бартелми, исчезает. У него данные о времени и глубине погружения – но только последнего погружения Пола. Черт побери, насколько я понимаю, он мог побывать в нескольких точках, разбросанных в различных местах на дне океана.
Я нагнулся над ним, изучая зрачки его глаз, чтобы привлечь внимание к себе.
– Как долго ты был утром под водой? – спросил я.
Он улыбнулся.
– Я не нырял, – ответил он затем.
– Мне нет дела до того, зачем ты нырял. Меня куда больше заботит твое здоровье… Как долго ты был внизу? И на какой глубине?
Он покачал головой и повторил:
– Я не нырял.
– Черт бы тебя побрал! Я знаю, что ты нырял. Это было у старого затонувшего корабля, да? Там где-то около двадцати фатомов. Но сколько ты там пробыл? Час? Или еще дольше?
– Я не нырял, – настаивал он. – Это правда, Майк! Я не нырял.
Я вздохнул, откинувшись назад. Быть может, он говорил правду. Люди устроены по-разному. Возможно, что его особенности физиологии сыграли такую шутку, и это был другой вариант – не тот, что предполагал я. Однако, все это было так близко к истине… На мгновение я примерил его на место поставщика камней, а Фрэнка – на место укрывателя краденого. Итак, я пришел к Фрэнку со своей находкой, Фрэнк сообщил Полу о таком обороте дела, и тот, забеспокоившись, отправился, пока все на станции спали, убедиться, что его добро по-прежнему там, где он и предполагал. Во время неистовых поисков его ткани накопили много азота, а затем произошло все остальное. И эта стройная гипотеза поразила меня своей логичностью. Но коснись это меня, я нашел бы способ прервать погружение. Я всегда мог соврать что-нибудь для того, чтобы подняться наверх раньше срока.
– Ты не можешь вспомнить? – попытался я еще раз.
Он начал без особого воодушевления клясть все на свете, но потерял последний энтузиазм после дюжины-другой слов. А затем он протянул:
– Почему ты не веришь мне, Майк? Я не нырял…
– Ладно, я верю тебе, – сказал я. – Все в порядке. Так что, отдыхай.
Он потянулся и вцепился в мою руку.
– Значит, все прекрасно, – решил он.
– Ага.
– Все это так – как никогда не было прежде.
– С чего ты взял? – поинтересовался я.
– …прекрасное.
– О чем ты? – настаивал я.
– Ты знаешь, я никогда не притронусь ни к одному из них, – сказал он в конце концов.
– Тогда в чем же дело? Ты знаешь?
– Проклятая красота… – сказал он.
– Что-то стряслось на дне? Что это было?
– Я не знаю. Уходи! Не зови это обратно. Все так, как должно было быть. Всегда. Не та дрянь, что ты взял… Начало всех неприятностей…
– Прости, – сказал я.
– …это началось…
– Я знаю. Прости, – рискнул я. – Добытые вещи… не иметь…
– …говорено, – говорил он. – Растранжирь их…
– Я знаю. Прости. Но мы дали ему, – продолжал я.
– Ага, – отреагировал он: – Затем… О, господи!
– Алмазы… Алмазы в безопасности, – предположил я быстро.
– Дали ему… О, господи! Прости.
– Забудь. Скажи мне, что ты видел, – попросил я, пробуя вернуть его к тому, о чем мне хотелось услышать.
– Алмазы… – сказал он.
Затем он разразился длинным и бессвязным монологом. Я слушал. Снова и снова я говорил что-нибудь, чтобы возвращать его к теме алмазов, все готовился бросить ему имя Руди Майерса. Ответы его оставались фрагментарными, но в целом картина начала проясняться.
Я спешил, стараясь узнать как можно больше, пока не вернулся Бартелми, чтобы продолжить декомпрессию. Я боялся, что Пол неожиданно протрезвеет именно таким образом и срабатывает декомпрессия, если вы не ошиблись в диагнозе. Он и Майк, насколько я понял, принесли алмазы – но откуда они, установить не удавалось. Сколько бы я ни пытался выяснить о роли Фрэнка, Пол лишь только бормотал какие-то нежности по поводу Линды. Но кое-что я все-таки сумел из него вытянуть.
Видимо, Майк о чем-то проболтался однажды, приняв в заднем помещении «Чикчарни» наркотики. Руди это настолько заинтересовало, что он составил снадобье, несколько иное, чем «Розовый рай» – и, наверное, не один раз. Это могло быть одной из тех коварных ловушек, о которых я слыхал. И после этого Руди обслуживал Майка и выведал у него всю историю, и почувствовал, что запахло долларами. Только Пол оказался куда умнее, чем он думал. Когда Руди затребовал плату за молчание и Майк сказал об этом Полу, Пол выдал идею о «помешательстве» дельфинов в парке и предложил Майку поучаствовать в этом чтобы он предложил Руди встретиться с ним в парке для получения платы. Остальное было окутано какой-то дымкой, потому что упоминание о дельфинах сдерживало его. Но он, очевидно, поджидал в условленном месте, и они с Майком занялись Руди, когда тот добрался до места засады; один держал жертву, а другой обрабатывал шантажиста дельфиньей челюстью. Но было не совсем ясно: или Майк был ранен в схватке с Руди и Пол решил прикончить его и придать и ему вид дельфиньей жертвы, или же он спланировал эту часть заранее и после первого убийства напал на Майка, застав его врасплох. В любом случае дружба между ними со временем ослабела, и дело с шантажом окончательно рассорило их.
