Стивен Кинг - Стрелок
Джейк с любопытством взглянул на нее.
— Это что?
Стрелок издал короткий смешок.
— Философский камень. Корт часто рассказывал нам о том, как древние боги решили поссать над пустыней, и так получился мескалин.
Джейк только смотрел на него, недоумевая.
— Такое зелье, — пояснил стрелок. — Только не то, которое усыпляет. Которое, наоборот, не дает уснуть.
— Как ЛСД, — мальчик кивнул, и взгляд его снова стал озадаченным.
— А что это? — спросил стрелок.
— Я не знаю, — ответил Джейк. — Просто слово всплыло. Это, наверное, оттуда… ну, вы понимаете. Оттуда, что было раньше.
Стрелок кивнул, но все же он про себя сомневался. Он никогда не слыхал, чтобы мескалин называли так: ЛСД. Этого не было даже в древних книгах Мартена.
— А это вам не повредит? — спросил Джейк.
— До сих пор не вредило, — уклончиво отозвался стрелок и понял сам, что ответ его прозвучал не особенно убедительно.
— Мне это как-то не нравится.
— Не бери в голову.
Стрелок опустился на корточки, подхватил бурдюк, отхлебнул воды и проглотил таблетку. Как всегда, реакция наступила мгновенно: рот, казалось, переполнился слюной. Стрелок уселся перед потухшим костром.
— А когда он на вас подействует? — спросил Джейк.
— Не сразу. Помолчи пока, ладно?
И Джейк замолчал. Он сидел тихо, и только во взгляде его читалось неприкрытое подозрение, пока он наблюдал, как стрелок совершает неспешный свой ритуал: чистит револьверы.
Стрелок убрал револьверы в кобуры.
— Сними рубашку, Джейк, и дай ее мне.
Джейк с явною неохотой стянул через голову свою повылинявшую рубашку и отдал ее стрелку.
Стрелок достал иголку, которую всегда носил при себе в боковом шве джинсов, и нитки — из пустой ячейки в патронташе — и принялся зашивать длинную прореху на рукаве рубашки. Закончив, он отдал рубаху Джейку и тут же почувствовал, что мескалин начинает действовать: желудок стянуло, а все тело как будто свело судорогой.
— Мне пора, — он встал.
Мальчик тоже приподнялся; по лицу его прошла тень беспокойства, а потом он сел обратно.
— Вы там поосторожнее, — сказал он. — пожалуйста.
— Не забывая про челюсть.
Проходя мимо, стрелок положил руку на голову Джейку и потрепал его по волосам, светлым, цвета созревающей кукурузы. Испуганный собственным жестом, стрелок коротко хохотнул. Джейк смотрел ему вслед с улыбкой, от которой становилось как-то не по себе, смотрел, пока стрелок не скрылся из виду в сплетении ив.
Стрелок же направился неторопливо к кругу камней, остановившись по пути всего лишь раз, чтобы напиться прохладной воды из ручья. Склонившись к воде, он увидел свое отражение в крошечной заводи, обрамленной зеленым мхом и плавучими листами кувшинок; на мгновение замер, глядя на себя, зачарованный, как Нарцисс. Мыслительные его реакции начинали уже перестраиваться, течение мыслей замедлилось, задерживаясь на кажущимся уселении побочных оттенков значения всякой идеи, каждого импульса восприятия. Вещи начали приобретать значение и весомость, прежде сокрытые. Стрелок помедлил еще мгновение, потом поднялся и вгляделся в сплетение ив. Солнечный свет сочился между золотистыми, как будто пыльными стволами. Стрелок еще постоял, наблюдая за игрою пылинок и крошечных мошек, потом пошел дальше.
Прежде это снадобье частенько его раздражало: «эго» его, слишком сильное (или, может быть, слишком простое), всегда восставало против того, чтобы его затеняли, отодвигали на задний план, делая мишенью для более чутких, более проникновенных эмоций — они щекотали его, как кошачьи усы. Но на этот раз ему было спокойно. И это было хорошо.
Он вышел на поляну, вступил в круг, встал там, позволив своим мыслям течь свободно. Да, теперь оно подступало быстрее, настойчивей, жестче. Трава резала глаз своей зеленью; казалось, стоит только коснуться ее рукой, и рука тоже окрасится в зеленый. Он еле сдержал шаловливый импульс — попробовать.
Но оракул молчала — голоса не было. Не было и сексуального возбуждения.
Он подошел к алтарю и застыл на мгновение перед ним. Мыслить связно стало почти невозможно. Зубы во рту ощущались как-то не так — как не свои. Мир преисполнился светом. Слишком много света. Стрелок взобрался на алтарь и лег там, растянувшись, сознание его превратилось в дремучие дебри, мысли — в причудливые растения, которых он в жизни не видел и даже не подозревал, что такие бывают: сплетение ив на берегах мескалиного ручья. Небо стало водою, и он воспарил над водой. От одной только мысли голова у него закружилась, но это казалось уже незначительным и далеким.
Внезапно ему вспомнились строчки из одного древнего стихотворения, на этот раз — не детские стишки, нет. Его мама боялась зелья и неизбежной потребности в нем (как боялась она и Корта, и его обязанности бить мальчишек). Стихи эти дошли до них из одного из Убежищ к северу от пустыни, где до сих пор еще люди живут в окружении механизмов, которые в основном давно уже не работают… а те, что работают, иногда пожирают людей. Строки кружились в сознании, напоминая ему — безо всякой связи, как это обычно бывает при мескалиновом наплыве — о снежинках внутри стеклянного шара, который был у него в детстве, такой таинственный и даже чуть-чуть нереальный:
Туда заказан людям вход.
Там, за пределом черных вод —
Глубины ада…
В деревьях, нависающих над алтарем, проступали лица. Он смотрел на них, как зачарованный, немного рассеянно и отрешенно: вот — дракон, зеленый и извивающийся, вот — древесная нимфа, дриада, с манящими руками-ветвями. Вот — живой череп, расплывающийся в ухмылке. Лица. Лица.
Внезапно трава на поляне затрепетала, склонилась.
Я иду.
Я иду.
Смутное возбуждение в глубинах плоти. Не слишком ли далеко я зашел, успел еще подумать стрелок. А все начиналось с того, как они со Сьюзан валялись в душистом сене. И вот что теперь.
Она прижалась к нему: тело, сотканное из ветра, груди — из неожиданного аромата жасмина, благоухания роз и жимолости.
— Пророчествуй, — сказал он. Во рту появился противный металлический привкус.
Вздох. Тихий всхлип. Чресла стрелка напряглись, затвердели. Лица склонялись к нему из листвы, а за ними виднелись горы — суровые, безжалостные, с оскаленными зубами вершин.
Тело, к нему прильнувшее, вдруг заерзало, пытаясь его побороть. Он почувствовал, как его руки сами сжимаются в кулаки. Она наслала ему видение. Пришла к нему в облике Сьюзан. Это Сьюзан лежала сейчас на нем. Сьюзан, прелестная девушка у окна, которая ждала его, распустив волосы по спине и плечам. Он отвернулся. Но и лицо ее повернулось тоже.
