Кристофер Сташеф - Маг при дворе Ее Величества
Темная и пустая сфера приблизилась вплотную, и Мэта распластало по ее поверхности. Сфера вогнулась, как резиновая, раздалась, и Мэт провалился внутрь.
Почувствовав, что снова обрел способность самостоятельно двигаться, он сделал шаг и, наткнувшись на невидимую преграду, с криком замолотил по ней кулаками. Она подалась, растянулась, но не лопнула.
Дьявол пульсировал кляксой по ту сторону прозрачной стенки, глумливо приговаривая:
— Давай, давай, бейся, толкайся, все равно не выберешься. Ад — это навсегда.
В проблеске последней надежды Мэт ухватился за соломинку.
— А может, это чистилище? — громко крикнул он. — Ведь оно тоже вроде ада, с той лишь разницей, что имеет конец.
— Верно, — раздумчиво протянул дьявол.
— Ну, так что же это?
— А черт его знает, — пробормотал дьявол. И отчаяние всей тяжестью навалилось на Мэта. Если бы он был в чистилище, он бы это знал, он точно знал бы, что мука кончится. Но тут был другой случай. Ад! Дьявола так и распирало от удовольствия.
— Отчаяние! Как это у тебя здорово получается! Прощай, надежда! Ты прекрасна, когда уходишь.
В ответ на это прямое издевательство Мэт вскипел и бросился на невидимую стену, протягивая руки к гипотетическому горлу дьявола.
Тот зашелся от восторга.
— Мы разгневаны! До чего же приятное зрелище. Жаль, что нет времени полюбоваться. Мне пора.
Всю ярость Мэта как рукой сняло. Дьявол по крайней мере был живым существом.
— Нет, не уходи! — завопил он в панике. — Ты хоть и сволочь, но это лучше, чем сидеть здесь одному!
— Сиди, сиди один, — дразнил его дьявол. — В том-то суть ада и состоит. Прощай, бывший скептик. Проща-а-ай!
Голос затухал, амеба сжималась, превращаясь в точку, уплывая, уплывая, уплывая...
Мэт остался в кромешной, непроглядной тьме. Даже блестки других, соседних адов погасли. Отчаяние невыносимо сжало Мэту горло. Он стал лихорадочно озираться — нож, бритва, что угодно, лишь бы покончить с жизнью.
И вдруг вспомнил: жизнь и так кончена.
Щемящее чувство сиротства нахлынуло с новой силой, мозг превратился в открытую рану, боль одиночества жгла каждую его клеточку. И мозг жаждал безумия.
Злобное рычание раздалось сзади из темноты.
Мэт в ужасе обернулся.
Черный курчавый пес бросился на него, разевая пасть с огромными острыми клыками, не похожими на собачьи.
— Нет! — крикнул Мэт, сгибаясь в три погибели и прикрывая руками лицо. — Нет! Я же любил тебя! Ты был мне другом!
Он узнал своего пса, спутника детства — Мэлмут умер, когда Мэт был в летнем лагере. Пес рычал все грознее, а глаза его засверкали красным светом. Сквозь рык проступили слова:
— Тебя не было со мной, когда я умирал.
— Но чем же я виноват, Мэлмут? Кто считается с ребенком? Мне ничего не сказали!
Разумом он понимал, что говорит правду, но душа этой правде не верила.
Не поверил и Мэлмут. Щелкнули острые клыки, вонзаясь в ногу хозяина. Мэт вскрикнул и попытался отодрать от себя злобную пасть. Но пес вцепился в него мертвой хваткой и прокусил ногу до кости. Мэт вопил что есть мочи.
— Отдай его мне!
Челюсти разжались, пасть выпустила растерзанную ногу.
Грива золотых волос, огромные глаза с пушистыми ресницами, пухлые щечки, неправдоподобно алые губки, длиннющие ноги, стройные бедра и две подушки грудей — она приближалась, томно улыбаясь.
Но вместо сексуального волнения Мэта охватил ужас. Он знал ее — героиню дневных и ночных грез своего отрочества. Днем она была мила и крайне доброжелательна. Но по ночам...
Он вжался спиной в упругую стенку, обливаясь холодным потом.
— Да, — загнусавила она полусонно, — я — женщина. Можно потрогать тебя здесь... а здесь?
Мэта затрясло, свело судорогой от ее прикосновений — как будто из недр его тела щипцами тянули раскаленную проволоку. Тело пылало.
— Боль — для ханжей, — мурлыкала блондинка, — а для тебя — похоть.
Огромные груди навалились на его лицо, перекрывая кислород, загораживая собой все. Он отбивался, пытаясь поймать ртом воздух, но ничто не могло сдвинуть с места эту тяжелую рыхлую плоть...
— Прочь! Пропустите меня к нему!
Подушки убрались с его лица, Мэт всхлипами перевел дыхание.
Перед ним стоял рыцарь в доспехах и с мечом в руке. Взглянув на голого Мэта, он отвел глаза.
— Прикройтесь! Вы что, не знаете закона?
— Какого еще закона? — просипел Мэт. — Здесь есть законы?
— Закон должен быть в голове, — строго сказал рыцарь. — Закон стыдливости. Все, что не прикрыто, — срам.
«Это друг», — подумал Мэт и немного воспрял духом.
— Но где моя одежда, скажите!
— Я — твоя одежда.
Рыцарь шагнул к нему, и Мэт разглядел, что сквозь щели забрала просвечивает одна чернота.
— Я — твоя одежда или то, что считал одеждой, — доспехи и щит. Ты всегда одевался в броню, потому что боялся других людей.
Голос звучал, как из бочки, и у Мэта по спине пробежали мурашки.
— Защитный механизм, — прогремел рыцарь. — Вот чем ты считал свою одежду, она для тебя была, как доспехи. Но ты забыл, что прилагается к доспехам и щитам.
Он выдвинул вперед свой щит, из которого торчали острия пяти кинжалов. — Защищаясь, ты наносил раны. Тех, кто хотел дружески коснуться тебя, ты отталкивал вот таким же щитом.
Рыцарь сделал выпад, и пять кинжалов вонзились в грудь Мэта. Кровь хлынула у него горлом, все завертелось: собака, рыцарь, блондинка, одетая на сей раз в бархатный плащ и высокий головной убор, с которого ниспадал прозрачный покров. Гильотина! Мэт попробовал шевельнуться, но кинжалы пригвоздили его к месту. Клокочущий крик вырвался у него, когда гильотина стала опускаться, метя точно в шею.
Резкая боль взорвалась в нем, мир пустился в хоровод, голова отделилась от тела и упала. Теперь Мэт мог увидеть свое обезглавленное тело, из которого хлестала кровь.
Рыцарь склонился над ним, насадил его голову на меч и, поднеся к своему шлему, откинул забрало.
— Смотри, как выглядит та душа, которая избегает себе подобных, — прогрохотал голос.
Мэт взглянул внутрь шлема: он был пуст, пуст до самых глубин.
Губы Мэта сложились для крика, но крик оказался беззвучным. Как мог он, человек рациональный, примириться с тем, что все — только иллюзия? Ведь это означало бы, что и он сам не существует!
В мозгу вспыхнула спасительная мысль. Ответ на этот вопрос был, и скольким людям он помог! Ответ гласил: вера!
Тоненький луч света пробил пустоту, в голове зазвучал чистый, как колокольчик, голос, складываясь в слова:
«Тебя заточили сюда до времени. Ад не станет держать тебя, если ты воззовешь к Богу».
— Отрежьте ему язык! — завопила пышная блондинка.
