Эдуард Катлас - Право на поражение
Когда валежника оказалось достаточно, костер был разожжен. На этот раз не было ни церемоний, ни слов. Они просто стояли, все восемь оставшихся в живых, большим — огромным кругом вокруг пылающего огня, в котором горела плоть их товарищей. Губы Кима шевелились, но какую молитву он читал, не было слышно.
Рем положил меч на грудь Лашана и молот — рядом с Грегом. Затем отступил от костра, последним, когда огонь уже запылал, поэтому также бесшумно, как и Ким, потирал сейчас опаленные брови. Он мог бы отступить раньше, но до последнего смотрел на лица двух своих друзей, пытаясь запомнить их, продлить последние мгновения, оставить с ними какую-то связь, которая удержала бы их в этом мире.
Двое, что прошли с ними все западные леса, основали Девятую крепость, разбили хутов близ Бухты Туманов, теперь сгорали в погребальном костре. Волей-неволей, каждый из оставшихся восьмерых думал о том, как долго Локо позволит играть со смертью остальным.
Но кроме их мыслей оставалась еще работа. Задание короля. Они сильно рисковали, разжигая огромный костер в глубине территории, которую должны были считать вражеской. Поэтому каждый смотрел скорее не на костер, а по сторонам, готовый в любое мгновение дать сигнал тревоги, и встретить сталью любого, кто решит примчаться проверить подозрительный дым на горизонте.
Именно поэтому, как только костер перешел через апогей и огонь начал медленно успокаиваться, они снялись с места, быстро уходя вглубь леса. Костер еще горел, возможно, он будет тлеть еще не один час, но им нельзя было задерживаться. Потенциальные преследователи не найдут в золе ничего, разве что оплавленный меч и молот. Пусть. Пусть догадываются, понимают, что это было прощание с воинами, делают предположения и выводы. Отряд уже уходил дальше, вглубь редкого, прозрачного, недружелюбного осеннего леса, и любой, кто пойдет за ними следом — уже отставал.
В какой-то момент они все остановились, чтобы оглянуться и постараться разглядеть в просвет между деревьями столб дыма, поднимающийся почти вертикально вверх. Каждый подумал о чем-то своем, но все они еще раз попрощались со своими друзьями, и, возможно, с тем прошлым, в котором Лашан и Грег были живы.
Наверное, лишь Вику показалось, что столб дыма, прежде чем окончательно растаять в небе, принимает причудливые формы то головы медведя, то оскала рыси. В его голове еще не было полной ясности после пережитого в подземелье, так что почудиться ему могло что угодно.
* * *— Людям Сунары очень не повезло с верованиями. — Виктор говорил в воздух, ни для кого конкретно и одновременно для всех, как будто просто размышляя вслух. — Очень не повезло. Может быть, некромант поэтому и выбрал эту страну. Они закапывают своих умерших — роют могилы, кладут в них мертвых и забрасывают землей, чтобы до них не добрались хищники. Или кладут богатых в каменные гроты, где до них не доберется ни один зверь, и таких мест, где похоронены их предки, очень много по всей стране. Я вспомнил, я читал об этом в книгах. Мелочь, я бы ее и не запомнил, но сейчас она стала очень важна.
— Некромант, — Мугра уже понял. — Он может поднять целую армию скелетов, поколения и поколения, сотни тысяч.
— Сотни тысяч он, конечно, не поднимет, — задумчиво продолжил Виктор. — Кости тоже не вечны. Да и силы колдуна не безмерны. Но материала у него предостаточно, — насколько хватит его умения и мощи.
— Скелеты не так уж и опасны, — заметил Брентон. — Как он смог захватить всю страну с такими слабыми воинами?
— Скелетов может быть очень много. — Ответил Виктор. — Да и мне кажется, что скелеты — это так, разменная монета. Думаю, у него припасено кое-что и похлеще. Если этот маг умудрился завалить снегом все перевалы на много лет, то уверен, у него хватит и сил, и умения придумать кое-что посерьезней кучи едва шевелящихся костей.
* * *Даже в относительно благополучных королевствах крестьянин — нормальный крестьянин, нелюдим и скрытен. Маленькие деревни, или хутора — очень мало новых лиц вокруг, ты знаешь всех, с кем видишься ежедневно и порой месяцами не увидишь ни одного нового лица. Так что крестьяне, попадая в город, становятся замкнутыми, стараются держать свои товары поближе и не вступать в ненужные разговоры. Да и правильно, — город для крестьянина лишь скопище изнеженных дворян и воров.
В деревне — то же самое. Чужаков крестьяне не любят. Кто знает, кто идет по дороге к твоему дому? Сборщик податей, рекрутер эрла или лихой человек, отважившийся на открытый грабеж? От незнакомого можно ждать чего угодно, любых сюрпризов, кроме приятных.
Завидя чужака у своего двора, крестьянин приглядывается, берет посподручней колун или подтягивает стоящие у сарая вилы. Так, на случай. Дрова наколоть, сено поправить.
Общаться с хозяином отправили Рема. Такой выбор обсуждался долго, никто из них после подземелий не выглядел достаточно респектабельно, чтобы внушать доверие.
Ким, несмотря на воинское облачение, даже по прошествии стольких лет продолжал выглядеть как вор. А Мугра — как пират. Хотя этот крестьянин вряд ли когда-либо видел пиратов, но бандитская ухмылка Волка ну никак не внушала доверия. Брентона можно было отнести в ту же категорию. Гном — слишком сильный, слишком низкорослый, издали от него веяло силой — а значит угрозой. Маг — он и есть маг. Высокородный. Крестьянин замкнется, будет вежлив, но слова лишнего не скажет. И даже глаз от земли не подымет. Виктор тоже не подходил.
Аль'Шаура подвела слегка иноземная внешность. Все-таки были у него предки из земель, что далеко за Поцероном, точно были. Даже издали глядя на Многорукого можно было сказать, что не из этих он краев. Сунарцы мало чем отличались от акренорцев, разве что были чуть пониже, и Аль'Шаур не был похож ни на тех, ни на других.
Гедон отпал из-за ранения, так что дольше всего обсуждали две кандидатуры — Рема и Фантома. Но Даниэль, как и все рейнджеры, был молчалив, и умение разболтать собеседника явно было не наверху списка его достоинств.
Так что сейчас по дороге к крайнему двору шел Рем.
Его долго настраивали, каждый пытался что-то посоветовать, но от этого сейчас ему было только труднее. Он пытался слегка улыбаться («но ни в коем случае не скалиться), идти неспешно («но не изображать из себя праздного гуляку, работящий люд этого не любит») и одновременно думать о том, что, собственно, он скажет первому живому человеку, которого видит по эту сторону гор.
Получалось все это плохо. Как в совокупности, так и все по отдельности. На лице Рема блуждал странный оскал, который иногда переходил в судороги. Шел он то слишком медленно, то, понимая, что почти стоит, начинал чуть ли не бежать.
