Лада Лузина - Меч и Крест
— Нет, — вздохнула очумелая Дображанская. — Спасибо, не нужно.
* * *— Кто там? — сурово спросила Машина мама дверь, пискнувшую робким звонком.
— Извините за беспокойство, но мне срочно нужна Мария Ковалева, — ответила ей дверь на редкость интеллигентным голосом.
Мать рванула ручку на себя и увидала в образовавшемся проеме высокую солидную даму — очень красивую и дорогую, в золотых начальственных очках, — из тех, кто инстинктивно пробуждает в обывателях испуганное, заискивающее уважение. Только с лицом начальственной дамы творилось что-то нехорошее: оно казалось мелово-серым и стянутым, как посмертная маска.
— Если ее нет, то я, с вашего позволения, подожду.
— Нет-нет, Маша у себя в комнате, — застенчиво пробормотала Анна Николаевна, пасуя перед такой уважаемой особой.
— Я могу зайти? Вы позволите?
— Да, пожалуйста, пожалуйста. Проходите…
Подпрыгивая и суетясь, хозяйка сопроводила важную персону до запертой дочерниной двери.
— Она там, — шепотом сказала мать. И открыв глаза пошире, стала с нетерпением ждать дальнейших событий.
Красивая гостья деликатно постучала.
— Что? — откликнулись изнутри.
— Открой, пожалуйста, эта я — Катя, — вежливо попросила ее важная дама.
И чутким интуитивным брюшком мать удивленно уловила: «начальница» почему-то боится ее дочери!
— Какая Катя? — не поняла Ковалева-дочь.
— Та, с которой ты сегодня ночь провела. Мы вместе проснулись, помнишь? — пояснила красавица стыдливо.
— Входи! — взволнованно крикнула Маша.
— Отец!!! — заголосила мать и кинулась в соседнюю комнату, сметая по пути завалы газет на комоде.
Владимир Сергеевич сидел на кровати и угрюмо завязывал шнурки на своих потрескавшихся рабочих ботинках.
— Ты куда это собрался? — взвилась жена.
— К Коле. Нам поговорить надо.
— Сегодня суббота! — выкрикнула в сердцах супруга. — И в доме бог знает что делается! Ты хозяин здесь или кто?
— Ну что опять? — грубо отозвался хозяин.
— У дочки-то нашей, оказывается, целый гарем! — оповестила его Анна Николаевна, — причем распирающее любопытство в ее голосе явно перехлестывало законное родительское возмущение. — Еще одна пришла — Катя! Такая краля, что фу-ты ну-ты! И просит: «Впусти меня, Машенька, помнишь, как мы с тобой ночь провели?» Ясно тебе? А ты мне не верил. Верно люди говорят: в тихом омуте черти водятся!
— Ты ж говорила, — саркастично напомнил ей Владимир Сергеич, уже успевший смириться с очередной безумной идеей жены, — пусть лучше будет лесбиянкой, чем старой девой.
— А что? Я разве отказываюсь? — обиделась мама. — Просто мне та ее девушка не нравится. Вульгарная такая, ворюга! Раз уж так получилось, пусть Маша нормальную невесту себе найдет.
— Откуда ты знаешь, что она — невеста? Может, — жених? — невесело подколол ее Сергеич.
— Тю на тебя! — разозлилась мать. — Катя эта совсем другое дело! Красавица и не шалопутка какая-то, — серьезная, в очках. А до чего вежливая!
* * *Оказавшись в комнате, Катя увидела сразу обеих разыскиваемых ею товарищек по несчастью.
Одна из них, рыжая, сидела на стуле у подоконника, где стояло обведенное скупой металлической рамой круглое зеркало. Вторая, с взъерошенными белыми косами, возвышалась над ней с ножницами и расческой в руках, а расстеленные под их ногами старые газеты были усыпаны искристым рыжим пухом откромсанных кудряшек.
Лицо рыжеволосой в ореоле уже определившейся прически посмотрело на Катю с неподдельной тревогой.
Круглощекая физиономия белой с ходу приняла воинственное выражение.
— Ну, и где же наша книга? — задиристо спросила она. — А?
— Книга сгорела, — тускло сказала Катя.
— Вам плохо? — испуганно спросила рыжая.
— Мне очень плохо, — убежденно подтвердила Катерина.
— Как это сгорела? — наплевала на ее самочувствие блондинка.
— Я сейчас все расскажу, — ответила Катя голосом человека, готового признать себя злостным врагом народа. — Мы все в опасности. И лучше уж сейчас держаться вместе…
Покаяние получилось долгим и тяжелым и закончилось пожаром, мгновенно откусившим пол-этажа гостиницы Андреевская, надрывными сиренами пожарных и «скорой помощи», укатившей с оставшимся бесфамильным Адрианом с ожогом третьей степени, и ее напрочь потерявшим флегматичный лоск заместителем, оставшимся выяснять отношения с администрацией отеля.
Девушки с аппетитом слушали. И по ходу истории рыжая, чье не тронутое краской лицо, осененное волнующими кудрями, больше не казалось безликим белым пятном, став похожим на загадочный средневековый лик Кранаха-старшего, загоралось все радостней и ярче. В то время как белая хмурилась, интенсивно чесала нос и часто смущенно косилась на подругу. А как только Дображанская окончила свой рассказ, вдруг резко закинула руки вверх и, демонстративно повалившись на колени перед Машей, схватила ту за перепуганные щиколотки.
— Прости меня, Маруся! — громко и комично завыла она. — Ты — гений! А я — дура, конченая! Верю! Каждому слову верю! — И подняв на Катю торжественный взгляд, резюмировала победоносно-восторженно: — К черту всех! Мы — ведьмы!!!
* * *— Ты понимаешь, — возбужденно вещала Даша, сидя на заднем сиденье такси и не обращая внимания на ироничный затылок водителя, с самого начала прислушивавшегося к разговору «дурных баб», — Маруся эту тему сразу расщелкала. Еще вчера вечером. Ты представляешь, какая она умная? А как тебе это письмо, Маша? — Затрясла она экспроприированным у Катерины посланием. — Есть идеи? Кто такой К. Д.? И на какую Гору он нас зовет?
— На Лысую, конечно, — расцвела Маша, впервые в жизни превратившаяся в значимую персону. Признав ее правоту, Чуб начала восторженно заглядывать ей в рот, вдыхая каждое слово.
— Все правильно, — вспомнила Даша. — На Лысой Горе у местных ведьм самая главная тусовка.
— В смысле — центральный офис? — угрюмо уточнила Катя.
— Но шестого, наверное, будет бал, — романтично вздохнула Маша. — Как у Булгакова — бал Сатаны! — Она нежно сжала в объятиях свой пухлый рюкзак с прихваченными из дому жизненно важными книгами.
— Или как минимум дискотека, — осовременила идею Даша. — Шабаш, короче!
— А почему шестого? — буркнула Катерина.
Она искренне не могла понять, чему так радуются эти двое? Но в данный момент идиотский энтузиазм одной и не менее идиотская ведьмацкая версия другой не раздражали ее, а даже успокаивали. С появлением двух новых персонажей трагический абсурд происходящего превратился вдруг в балаганную комедию, и на их фоне Катя вновь почувствовала себя единственным нормальным человеком.
