Елизавета Дворецкая - Огненный волк. Книга 2: Князь волков
Огнеяр взял зверя за хвост и сдернул с ножа. Его тело оказалось неожиданно очень тяжелым, и у Огнеяра мелькнула мысль, что придется его жечь – а то вернется. В зверином мире тоже бывают упыри. И первое дело нового Князя – защитить племя от нападок старого.
– Прости меня, Светлый Хорс, – тихо выговорил Огнеяр, кланяясь священному Хорсову ножу. – Я убил твоего старшего сына. Но я заменю тебе его.
И только сейчас, выговорив эти, положенные обычаем слова, он понял, что они означают. Раньше он был сыном Велеса. Теперь у него есть второй, названый отец, – Хорс, а через него он вступает в родство со всеми светлыми богами, носителями света и повелителями солнечного колеса, – Дажьбогом, Ярилой, Трояном[50] и самим Перуном. Перуном Громовиком, извечным противником Велеса.
Но понять все это сразу было слишком сложно. Огнеяр ощущал только то, что добился своего, одолел противника и завоевал право прыгнуть через Острый Луч. Власть над серым племенем и ответственность за него теперь принадлежат ему.
Десятки волков, свидетелей их схватки, неподвижно лежали вдоль опушки. Они казались грудой серых валунов. Зеленые глаза их потускнели, они были похожи на овец без пастуха.
Кровь старого князя быстро скатывалась с клинка и пропадала в трещинах пня. Серебряный клинок сиял, гладкий и чистый, как прежде.
– Светлый Хорс принял жертву, – объявил Огнеяр. Спохватившись, он повторил свою весть волчьим рычанием и добавил: – Светлый Хорс принял старого Князя в свою небесную стаю. Там он не будет обижен добычей. Земную стаю отныне поведу я. Светлый Хорс благословит наш лов.
Ни один голос не возразил ему. Даже самые старые волки не помнили того давнего поединка, когда нынешний старый Князь был молодым и завоевал себе право водить стаю. Но все понимали, что переживают небывалое. Никогда еще Князем Волков не становился оборотень, рожденный человеком. Князь Волков должен и сам быть волком.
Огнеяр присел на корточки, кувыркнулся через голову, встал на четыре волчьи лапы. В его неспешности был вызов тому смельчаку волку, который попытается отбить у него завоеванное право. Но такого не нашлось. Серое племя было потрясено гибелью старого вожака на священном ноже, а новый вожак, род которого тянулся из багровых языков Подземного Пламени, внушал им не столько почтение, сколько ужас. Теперь каждый из этих хищников, которым сами боги дали острые зубы и назначили питаться живой кровью, ощутил себя беспомощным ягненком в зубах свирепого и всемогущего зверя.
Огнеяр присел, готовясь к прыжку, впился взглядом в сияющий клинок. Его бело-серебристый свет разливался по поляне ровно и спокойно, словно от огня лучины в тихом доме. Но Огнеяру на миг почудилось в Остром Луче какое-то сходство с рогатиной Оборотневой Смертью. Оба клинка, ведшие свой род с небес, обладали чудесной силой, могли помочь, могли погубить. И охотно принимали гибель в расплату за помощь.
Без разбега Огнеяр упруго метнулся вперед и высоко перелетел через нож. Шкура его вспыхнула в белом сиянии, словно загорелась от него. Самому Огнеяру полет показался медленным и плавным, как во сне, белый свет разливался вокруг и слепил его, ему казалось, что он парит в сплошном облаке лунного света, залившего весь мир. Может быть, в этот миг дух его заглянул в Верхнее Небо, в обитель самого Белого Света. Мог ли думать сын Подземного Хозяина, что когда-нибудь будет там? Но Светлый Хорс не отказался принять его в сыновья.
Это уже не был он, Дивий, черноволосый чуроборский оборотень, временами сам не знающий, кто он такой. По другую сторону пня опустился огромный белый волк, его шкура искрилась серебром, глаза горели красными самоцветами. Старое прозвище – Серебряный Волк – теперь лучше подходило ему. Но не только с виду – внутренняя суть его тоже изменилась, и Огнеяр с удивлением ощущал в себе эту перемену. Купальская ночь, Ночь Чистых Ключей, обновила его так, как он не мог и представить. Правду сказал старый Князь – в эту ночь все живое может обрести то, чего не знало, и потерять то, что имело. Старый Князь потерял жизнь, а Огнеяр приобрел силу. Он стал Сильным Зверем, он стал сыном двух богов, был принят Подземным владением и Верхним Небом, его сила возросла многократно. Он стал по-другому видеть мир. Глаза его и уши раскрылись шире, у него появилось множество неведомых ранее чувств. Он за много верст учуял лосиху с теленком и даже удивился, зачем ему это сейчас. И едва он подумал о них, как лосиха подняла голову от зарослей, где кормилась, дернула ушами и послушно пошла к Волчьей горе, лосенок семенил за ней. Огнеяр тряхнул головой, выбросил ее из мыслей, и лосиха остановилась. Теперь он может очень многое.
Оглядев молчащую, застывшую в боязливом почтении стаю, Серебряный Князь выбрал взглядом двух волков, точнее, волка и волчицу, сидящих в некотором отдалении от других. Из Быстреца и Малинки и в волках получилась неплохая пара. Но теперь они смогут вернуться к людям. Оба.
– Подойдите ко мне вы и все оборотни, силой введенные в племя, – велел Огнеяр. – И я клянусь Светлым Хорсом: как бы ни сложилась моя судьба и судьба племени, никто и никогда при мне не будет введен в него силой. Каждый имеет право сам выбрать, какую шкуру ему носить.
В последние дни перед Купалой Милаву несла какая-то волна, она жила, как в лихорадке, словно доживала последние дни и торопилась успеть сделать все дела на земле, а думала при этом только об одном, небывалом, но самом главном деле – поймать берегиню.
Весь день перед Купальской ночью Милава не находила себе места. Недаром это был самый долгий день в году – он тянулся бесконечно, и Милаве уже казалось, что ночи сегодня не будет вовсе. На займище не стихала праздничная суета, в которой Милава почти не принимала участия.
Ой, кто не выйдет на Купалу,
Ладу-ладу, на Купалу!
Ой, тот будет пень-колода!
Ладу-ладу, пень-колода!
А кто выйдет на Купалу,
Ладу-ладу, на Купалу!
А тот будет бел береза!
Ладу-ладу, бел береза! —
звонко распевали весь день дети и подростки, и голоса их звали Милаву, как тревожный звон пожарного била.
Наконец солнце стало садиться, высоко-высоко засерела легкая тьма. Несмотря на поздний час, никто и не думал спать. Разодевшись в лучшее платье, все собирались на высокий берег Белезени, где ярко пылал костер священного живого огня, призывая старых и малых на велик-день[51] Огня и Воды. Со всеми родовичами шла и Милава, с красной лентой на голове, с ожерельем из зеленых стеклянных бус на шее.
– Эх, хороша у нас меньшая дочь! – говорил Лобан жене. – Попомни слово – ныне нам ее домой не дождаться, только вено поутру привезут!