Игорь Чужин - Уйти чтобы не вернуться (СИ)
Зима на Руси время отдыха после трудовых: весны, лета и осени, поэтому народ, обиходив скотину, развлекался, как умел. Молодежь в Верее каталась с горы на санях, устраивала потешные бои на кулачках, штурмовала снежную крепость и конечно женихалась, выбирая будущих спутников жизни. Молодые парни и девки собирались в избах на посиделки, с песнями и плясками, где крутили любовь в рамках приличий, и этим мероприятиям старшее поколение старалось не мешать.
В боярской усадьбе тоже регулярно устраивались подобные вечеринки, на которых дворовые девки ублажали боярыню своими песнями, под пастушеские рожки и бубен. От этого деревенского фольклора у меня буквально сводило зубы, так как мой музыкальный слух с трудом выдерживал такое издевательство.
Не знаю как кому, но фольклорное пение никогда не вызывало у меня энтузиазма, хотя моя бабушка и трудилась хореографом в ансамбле 'Тульский хоровод'. Увы, но мои уши буквально вяли этого козлиного блеяния, потому что я был воспитан на классике. Гены отца пианиста, наделили меня недюжинными способностями к музыке, но особой тяги к искусству я не испытывал, хотя сам хорошо пел и играл практически на всем, что можно назвать музыкальным инструментом.
Отказаться от приглашения боярыни я не мог и вынужден был терпеть по вечерам издевательство над своим организмом, но это были еще цветочки! Ягодки начались, когда из Вереи приперся гусляр, который своим завываниями достал меня еще на рынке. Я понял, что дело может закончиться смертоубийством и, сказавшись больным, целую неделю посветил изготовлению гитары.
Как я уже упоминал, мой дед изготавливал старинные музыкальные инструменты для народных ансамблей и я часто ему помогал в работе. Поэтому с технологией изготовления гитары или гармони, я был знаком не понаслышке. Увы, но все три собственноручно изготовленных инструмента, погибли в уличных драках, а из последней гитары получился просто замечательный 'испанский галстук'.
Конечно, изготовленная мною в спешке гитара являлась примитивной подделкой под настоящий инструмент, но по сравнению с треньканьем гуслей народного барда, она звучала как скрипка Страдивари. Главной проблемой в изготовлении гитары являлись струны, которые я сначала хотел изготовить из проволоки, но потом вспомнил, что раньше гитарные струны делали из телячьих кишок.
Самой первой на земле струной являлась тетива от лука, вот по этому пути я и решил пойти. Луки в боярской усадьбе имелись в большом количестве, но к своему стыду я стрелять из лука не умел, а поэтому скрывал от подчиненных позорный пробел в своей боевой подготовке. Чтобы подобрать подходящие струны для своей гитары мне пришлось воспользоваться административным ресурсом и потребовать предъявить к осмотру все наличную запасную тетиву к лукам. Закончив работу над инструментом, я заперся в своей комнате чтобы выяснить что же вышло из всей этой затеи.
Как ни странно, но после всех произошедших в моей судьбе перемен, руки не забыли прежних навыков и уже через полчаса, я бегло повторил разученную еще в юности 'Historia De Un Amor' Хулио Иглесиаса. Эта мелодия являлась одним из хитов нашего институтского ансамбля, а бас гитарист Коля Зеленко называл эту песню 'бабаукладчиком', так как девушки от нее буквально тащились.
Я, конечно, не знал испанского языка и заучил текст, как попугай учит человеческие слова, но на окончательный результат это не влияло. В репертуаре нашего ансамбля было море песен на различных языках народов мира, которые разучивались по магнитофонным записям, и в девяти случаях из десяти, мы не понимали о чем поем. Однако таким же образом поступали даже самые раскрученные поп звезды и никого это не парило.
После короткой репетиции, я завернул гитару в холстину и отправился к боярыне на посиделки, чтобы приобщить народ к настоящей музыке, а заодно вытурить взашей, уже доставшего меня до печенок гусляра, с его опостылевшей песенкой про князя Ингваря!
Музыкальный вечер проходил по привычному уже сценарию. В первом акте самодеятельного концерта дворовые девки жалобно пели под пастушеский рожок заунывные песни про несчастную любовь и тяжелую бабью долю. Затем два молодых холопа исполнили веселые частушки с намеками на различные непотребства, а во втором акте наступил черед гусляра, который снова заблеял про князя Ингваря. На этот раз я не стал сдерживать праведный гнев и попросил барда не терзать людям слух и заткнуться.
Гусляр считался в Верее местным Филиппом Киркоровым и страшно возмутился, услышав критику в свой адрес. Тонкая душа поэта не вынесла надругательства грубого мужлана и певец, закатив форменную истерику, направился к выходу из горницы. Поклонницы доморощенного таланта бросились за ним следом, умоляя вернуться, но гусляр возмущенно заявил:
– Пусть вам воевода поет! Он говорят горазд кулаками махать, а теперь пусть споет и спляшет!
За такой наезд стоило начистить барду рыло, но я не стал марать руки и ответил:
– Я, конечно, извиняюсь, но слушать твое козлиное блеяние, просто нет сил! А поэтому попробую спеть, как ты предлагаешь, а боярыня Пелагея пусть нас рассудит!
Закончив свою отповедь, я достал из-под лавки завернутую в холстину гитару и, проверив настройку, заиграл. Мне было известно, что женскому полу нравится мое пение, но такого результата, если честно сказать, я не ожидал. Видимо душещипательная 'История любви' не требовала перевода и трогала женские сердца в независимости от эпохи, в которую звучала.
Когда я закончил петь, аплодисментов не последовало, девки хором рыдали навзрыд, а одна из наиболее растрогавшихся слушательниц просто убежала из горницы. Похоже, у дамы случился культурный шок, про который я слышал, но как он выглядит наяву, не представлял. Постепенно рыдания затихли, и я услышал голос боярыни:
– И где такие жалостливые песни поют?
– Есть, за морями страна Испания. Эта песня из тех краев, – ответил я.
– А еще, какие заморские песни ты знаешь?
– Разные знаю, но есть и русские.
– Спой воевода, порадуй душу! – попросила боярыня.
Я задумался, выбирая песню, которая не звучала бы непонятно в эту эпоху, и решил спеть 'Любо, братцы любо', заменив в тексте 'атамана', на 'воеводу'.
Когда прозвучал последний аккорд, зашмыгали носами уже мои десятники и Пахом Хромой, а девки снова залились слезами. В этот момент тренькнули гусли местного барда, который разинув рот, стоял у дверей. Этот противный звук видимо резанул ножом по сердцу слушателей и на него сразу зашикали. Гусляр испугано втянул голову в плечи и тут раздался голос боярыни:
– А ты козел безрогий чего в дверях застрял? Иди куда тебя послали! Правильно воевода сказал – твое блеянье только козам в хлеву слушать!
