Александр Прозоров - Зубы дракона
В горле зародился комок — все это напоминало один из дурных фильмов Феллини, активно разбавленный отечественной чернухой.
— Улыбайся… — донесся тихий шепот. Я обернулся. Галина Павловна придвинулась поближе и злобно прошипела — Да улыбайся же, идиот!
* * *— Извините, что я вас так… обругала, — положила Галина Павловна руку мне на плечо, как только мы высадили детишек у их интерната.
— Да ладно, — попытался отмахнуться я.
— Нет не ладно, — тут же возмутилась Галина Павловна, — Вы просто не понимаете! Это же праздник! У них такое бывает раз в месяц! А вы стоите с таким видом, словно лягушку поглотили.
— Зрелище было, надо вам сказать, как на рисунках Франциско Гойи, — попытался защититься я.
— Вы не понимаете! — еще больше разгорячилась главврачиха. — Вы хоть можете себе представить, каких трудов стоило научить этих детей танцевать?! Это радость для них громадная, что смотрят их выступление, что хвалят. А наши старички? Они же вечно в четырех стенах, один телевизор на отделение. Да и не все, буду честной, уже способны понять, что показывают по телевизору. Они же старики! У них у всех процессы необратимые в мозгу…
— У всех? — ужаснули, к стыду моему, не чужие страдания, а перспектива стать таким же с возрастом.
— Нормальные дома спокойно живут, а к нам попадают те, кто сам прожить не может. Во всей больнице у меня только одна бабулька с ясным, живым умом. Обидно за нее — такой интеллект, и полный, паралич тела. Единственная отдушина — это такой вот концерт. Хоть какое-то разнообразие в жизни, отдохновение. Может это и не лучшие артисты были, но ведь они были! А других к нам не заманишь. Всем миллионы подавай. В нашей стране кроме Кобзона и Розенбаума ни один артист бесплатно не выступает. Так ведь и они в нашу дыру не поедут, им аудитория нужна. А пригласить пусть самого захудалого певца — денег стоит. Чего там говорить, меня из отпуска вызвали, пришлось деньги вернуть в кассу. Да еще с доплатой.
— Как это?
— Когда я уходила, мне отпускные начислили по старым тарифам, а за время отпуска тариф подняли. Пришлось возвращать отпускные по новому окладу.
— Что за бред?!
— Ты это главбуху докажи. Она считает, что все правильно.
— Скандалить надо было!
— А ты много скандалишь? Всему интернату три месяца не платили. Так что, бросить старых людей, и уйти в ларьки торговать? Кто с ними останется? — Галина Павловна вздохнула. — У нас святые люди работают. Святые.
— Но нельзя же молчать, когда обворовывают в наглую?!
— Другим всегда легко советовать. Ты сам сходи в бухгалтерию, и потребуй свою зарплату. А потом уже мне советовать будешь.
— И схожу. Сегодня же, — ляпнул я, как всегда, не подумавши. Ведь мне, в отличие от прочего, «святого» коллектива, помимо зарплаты доставались еще и деньги от «халтуры». Машина, она всегда водителя прокормит. Так что бунтовать мне, честно говоря, смысла не имело. Только приключения на одно место искать. Но к главбуху я все же пошел. Из принципа.
Деньгами нашего дома престарелых распоряжалась Наталия Викторовна, дородная тетка, испытывающая странную любовь к махровым свитерам. Носила их даже летом. Когда я вошел, она занималась расчетами на калькуляторе. Край столешницы тонул глубоко в рыхлом животе, а необъятные груди покоились на столе. Ко мне она даже не повернулась.
— Когда зарплату будут давать, Наталия Викторовна?
— Когда мэрия деньги переведет, — сухо ответила она.
Все. Разговаривать больше не о чем. И тогда я поступил так, как всегда поступают люди, не зная, что им делать — стал орать:
— Какого черта! Три месяца денег не дают! Мне что, обои дома жрать?! Еще машину ремонтируй! Когда деньги отдадите?!
— Да нету денег, ты понимаешь?! — соизволила она оторваться от калькулятора. — Никому не дают! И нечего тут орать! Пошел вон отсюда!
— Сама пошла! — еще громче заорал я. — Мне твоими криками брюхо не набить! Я жрать хочу! У самой серьги золотые по килограмму, а мы с голоду пухнем!
— Ты сперва мужа заведи! Который подарки такие дарит! Потом чужие разглядывай! — она тоже перешла на крик, но получалось у нее плохо, с одышкой. Вот когда он сказывается — сидячий образ жизни.
— Ты мне басни не трави! Деньги давай!
Тут дверь отворилась, и в кабинет главбуха заглянул Сергей Михайлович.
— Что у вас за вопли?
— Дома жрать нечего, а получки не дают! — еще громче от неожиданности заорал я. Директор аж шарахнулся назад за дверь, и оттуда спросил:
— А тебе разве гуманитарную помощь не давали?
— Так я с теткой из мэрии ездил, пока вы тут ее делили.
— Понятно. Пошли со мной.
Он привел меня в холодную кладовку на первом этаже, до потолка заставленную картонными коробками. Несколько коробок, на полу, оказались открыты. Сергей Михайлович наклонился над одной, вытащил несколько пакетов ананасового сока, потом быстрыми движениями покидал в нее десяток консервных банок, головку сыра, пару палок сервелата, пару бутылок шампанского и протянул мне.
— Вот, держи. Объяснять надо толком. А то орешь, как мартовский кот.
— Спасибо… — неуверено пробормотал я. Директор не обратил на мои слова ни малейшего внимания. Тогда я развернулся и побрел в гараж.
Там уже выписывал круги Капелевич с бутылкой в руках.
— Ну где ты там бродишь? Водка греется! — он остановился, с интересом уставился на коробку. — А это что?
— Можешь считать, что это кляп, — Я поставил коробку в машину, на сиденье. Никак не удавалось отделаться от ощущения, что из меня сделали дурака. Поэтому я достал стакан, протянул его Грише — Капелевич с готовностью налил водки — и выпил.
* * *Высота дракона составляла метров пять в холке, если подобное понятие применимо к этим существам. Он наклонил голову почти к самой земле и широко раскрыл пасть. Частокол клыков — каждый в рост человека — предварялся банальным крылечком из четырех ступенек. Правда, без перил. Хотя первый испуг, выкинувший меня из этого мира, прошел, и я полностью понимал, что зверюга эта — произведение рук человеческих, но через зубы перешагнуть не решался. Жутковато все-таки — самому шагнуть в пасть дракона.
В этот миг дракон дохнул гнилостным желудочным запахом и тихо зарычал. Животный нутряной ужас полоснул по нервам, ноги сами собой скребнули по камням и в долю секунды отнесли меня на добрых двадцать метров. Только тут я остановился, отер холодный пот со лба и перевел дух.
Тьфу ты, черт… И чего испугался? Дракон-то каменный!
Словно откликнувшись на мою мысль, дракон снова зарычал на очень низкой, угрожающей ноте. Аж мурашки по коже побежали.
