Максим Шейко - Варвар из нашего города (Бродяга)
К тому времени как прибыла подмога, я уже спокойно стоял, опираясь на плетень в некотором отдалении от упавших, чтобы не попасть ненароком под копыта агонизирующего скакуна. Запыхавшиеся ополченцы были встречены недовольным начальственным рыком:
— Чего вылупились?! Добить раненных коней. Убитых обыскать. Оружие и все, что найдете — в таверну. Раск, где тебя носит? Проследи! Этого — связать и за мной. Посмотрим, что за птицу к нам занесло…
Глава XVI
Рейтар, поверженный мной самолично, оказался в итоге нашим единственным пленным. Остальных разошедшиеся ополченцы истыкали копьями до состояния «мешок с костями». По крайней мере, Раск, явившийся отчитаться о захваченных материальных ценностях, охарактеризовал ситуацию именно так.
Разбор добычи, кстати, дал много интересного. Помимо вещей приземленных, вроде доспехов и оружия, среди наших трофеев оказались две верховые лошади с запасными комплектами сбруи, некоторая сумма наличности… и одна любопытная бумага. Вернее сама бумага, которую так и тянуло назвать пергаментом, была так себе — толстая, шершавая, желтоватая… А вот то, что на ней было написано…
Если вкратце, в письме были изложены инструкции по дальнейшему ведению боевых действий. Автором инструкций являлся некий Танис ле Крайт, о чем свидетельствовала витиеватая подпись в конце документа. Оттиск на скреплявшей письмо сургучной блямбе чем-то неуловимо отличался от гербовых значков, на которые мне вдоволь довелось насмотреться за время недолгой службы в ополчении Этельгейра. Такое несоответствие наводило на мысль о том, что это полковая печать какого-то наемного отряда. Тогда неизвестный мне господин ле Крайт вполне мог быть командиром этого отряда. По-моему, логично. Особенно если учитывать личность почтальона, чьи доспехи и амуниция буквально вопили о принадлежности их теперь уже бывшего владельца к знаменитым черным рейтарам — одному из самых известных наемных полков в наших северных краях.
Но главным было не это. Больше всего настораживало то, что таинственный командир наемников, составляя свои наставления, исходил из того, что подчиненный ему отряд, которому собственно и адресовались эти инструкции, базируется в Игбруне!!! То есть мы фактически находились в оперативном окружении! Или в полной жопе, как выразился Раск, закончив чтение изъятого документа.
— Что думаешь?
Вопрос так и повис в воздухе. Каптенармус переводил задумчивый взгляд с бумаги в своей руке на связанного рейтара, всё еще валявшегося под стеной без сознания, затем на меня и снова на бумагу. Мысль воспользоваться захваченными лошадьми и свалить отсюда подобру-поздорову, прихватив с собой максимально возможное количество материальных ценностей, читалась на его хитрой роже столь отчетливо, что я даже не стал ждать, когда мой заместитель соберется ее сформулировать.
— Удрать всегда успеем. Ты для начала расскажи мне, как такая херня вообще получилась?
— Ну-у-у…
Перспектива своевременного отступления явно возвращает Раску душевное равновесие, и он добросовестно пытается решить поставленную задачу:
— Местные говорили, вчера тут отряд конный прошел…
— Почему мне не сказал?!
Заместитель чешет репу с виноватым видом:
— Да как-то не успел. Думал — наши, которых под Ирбрендом турнули, вот и не стал торопиться.
Теперь уже задумываюсь я. По времени вроде подходит. Если отряд вышел сразу после окончания битвы, то, двигаясь по дороге в хорошем темпе, вполне мог проскочить через Оборотную еще вчера, пока мы блуждали по лесам. Мог ли этот отряд взять с налету Игбрун с его смешным гарнизоном, состоявшим, насколько я помню, из девятой сотни ополчения? Да легко! Для полноты картины остаётся прояснить только пару нюансов.
— Погоди. Через деревню прошел целый отряд, а местные даже не поняли кто это?
— Ну, типа того. Отряд прошел рысью, не останавливаясь. Я потому и подумал, что это наши — спешат удрать подальше.
Хм, резонно. Я бы тоже так подумал. Не ожидал от ирбренцев такой прыти, честно говоря. Но то, что я узнаю такие новости последним — непорядок!
— В следующий раз сперва доложи, а потом уже думай!
— Понял я, понял!
Раск торопливо кивает и тут же переводит разговор со скользкой темы на злобу дня:
— Делать-то чего будем?
— Посмотрим. Отряд большой был?
— Говорят, сотни две. Может и привирают для солидности.
— Если и врут, то не сильно. Скорее всего, прошел эскадрон — меньше посылать смысла не было.
Мы оба, не сговариваясь, поворачиваемся к пленному рейтару. А и правда, чего гадать-то, если можно просто спросить?
— Займись им, пора нам побеседовать с нашим гостем.
Будучи безнадежно испорченным фильмами про героических партизан я подсознательно ожидал, что допрос пленного будет делом грязным и небыстрым, потому, собственно, и взвалил эту обязанность на заместителя — пусть отрабатывает свой косяк с пропущенным отрядом. Опыта проведения подобных мероприятий у Раска опять же должно быть не в пример больше, чем у меня, учитывая его основную специальность и срок пребывания в должности. Однако все пошло наперекосяк с самого начала.
Облив пленного водой из бадейки и ощутимо пнув его в бок, Раск, крякнув, взгромоздил связанного по рукам и ногам рейтара на крепко сколоченный табурет, загодя установленный на свободном месте у стены. Приведя таким образом допрашиваемого в нужное состояние, эрзац-прапорщик проверил верёвки и, пробурчав что-то неразборчивое, приступил к делу.
— Кто такой?
Вот тут рейтар смог меня удивить. Ответ последовал незамедлительно и был по-военному четким и информативным.
— Тарн-проныра, сержант черных рейтаров.
— Что здесь делал?
— Вез письмо в Игбрун.
— Кому?
— Арно ле Броку, командиру первого эскадрона черных рейтаров.
— От кого письмо?
— Не знаю. Мне его вручил адъютант риттмейстера.
— Как зовут риттмейстера?
— Танис ле Крайт. Командует нашим полком уже четыре года.
Вопрос — ответ. Ни задержек, ни умолчаний. Четко, быстро, лаконично. Словно доклад студента-отличника. Сперва я даже растерялся от такого всплеска искренности и желания сотрудничать. Потом задумался.
Захваченный сержант не производил впечатления простака, испуганным он тоже не выглядел. Рейтар был собран, спокоен и расслаблен. Вывод? Пленный вполне отдает себе отчет в происходящем и просто не считает нужным что-то утаивать. Оставалось только понять: почему?
Немного поразмыслив на эту тему, я решил, что в принципе так и должно быть. Героическим партизанам хорошо только в кино, да и то не всегда. А в жизни, когда тебе ломают пальцы и тычут в глазик раскаленным гвоздем, такие понятия, как воинский долг, почему-то отходят даже не на второй, а хрен знает на какой план. Приоритетными же становятся мысли вроде «жить хочу», «выньте гвоздь» и «дайте зеленки (ну или хотя бы водки)». Примерно в такой вот последовательности в порядке убывания актуальности.
