Юрий Иванович - Найти себя
Хотя при чем тут хворост? Мы ведь не в Индии. Это там почивших в бозе сжигают, словно ненужный, отработанный пергаментный свиток. У нас тело закапывают, оставляя гнить и отдавая на съедение червям.
Образно представив себе жуткую картину с червями, я уже в который раз вздрогнул от омерзения и с какой-то даже симпатией вспомнил о сожжении. Ничего не сгниет, никакие опарыши меня есть не станут. Да и теплее станет однозначно. Может, и в самом деле костер под собой разжечь? Вот это будет финал! Вот это уже точно все покаются, взвоют от горя и безумства, да поздно будет! Не вернется Борис Ивлаев, словно Икар, вознесшийся в небо! Не даст своего прощения ни тем «братанам», ни сучкам-лисичкам, не тем более этой стервозной Машке. Жаль, что увидеть после своей смерти нельзя будет, как мои мучители покаются, осознают свои грехи и будут, поднимая свои заплаканные глаза к небу, молить о прощении! Жаль.
Хотя о чем это я? От кого я ожидаю покаяния? Даже на пороге смерти не могу избавиться от глупой наивности.
Мысли опять вернулись к самосожжению. Правая рука грелась в кармане на кожухе фонарика, левая спонтанно перебирала в другом кармане обрезки проводов. Видно, еще с зимы остались, когда я бегал и мигалки налаживал. Но мысли профессионального техника уже вовсю работали над возможностью разведения костра в моих условиях. Лес загореться не может по определению, так что большого пожара можно не опасаться. Но вот как зажечь огонь без спичек или зажигалки? Хватит ли мощности батареек дать нужную искру для запала шерсти или ваты, надерганной из полушубка, и насколько быстро разгорятся насквозь мокрые и промерзшие сучья?
Я настолько сильно задумался, отрешившись от всего мира, что чуть не заорал от страха, когда в нескольких метрах от меня слева появилась массивная тень и со ставшим вдруг оглушительно громким скрипом снега прошла вперед.
Грибник! Он вышел откуда-то сзади, и я даже не услышал его приближения! Дрожь заколотила меня так, что с шапки посыпался снег, а зубы выбили такую явственную чечетку, что наверняка ее услышали в Лаповке. Глаза открылись настолько, что глазные яблоки моментально выхолодились и промерзли насквозь. Ресницы словно окаменели, не в силах моргнуть. Может, именно поэтому в моей памяти с фотографической точностью запечатлелись все действия таинственного незнакомца.
Пройдя еще пятнадцать шагов, с того самого момента, как я его заметил, Грибник встал на месте, осматриваясь по сторонам, расправляя плечи и поправляя лямки своего рюкзака. Мне со страху померещилось, что по тому месту, где я сидел, кинжальный взгляд проходился невероятно долго, я обнаружен и сейчас мне выжгут мозг гипнозом. Обошлось. Мужчина вновь развернулся лицом по своему маршруту движения, сделал шаг правой ногой, потом левой, еще раз правой, одновременно с этим касаясь коры дерева левой рукой на уровне своей груди, и в тот самый миг, когда его левая нога должна была в очередной раз коснуться земли, силуэт исчез из моего поля зрения!
Разом! Полностью и бесповоротно!
Но я продолжал смотреть в то место как зачарованный. Пока не почувствовал, что задыхаюсь от недостатка воздуха и скоро лишусь зрения. Поэтому интенсивно задышал и часто стал массировать движением век пересохшие и переохлажденные глазные яблоки.
В моей голове метался такой ураган хаотичных мыслей, что я долго не мог на них сфокусироваться. Если бы не кошмарный день рождения и масса издевательств в последние дни, я бы уже давно вприпрыжку мчался к подругам с радостной новостью: секрет дырки разгадан! Но только при одном воспоминании про Верку, Катьку, мерзкую Машку и двух жлобов, которые наверняка сейчас тискали податливые девичьи тела, меня вновь окатила волна такой ненависти и желания никогда больше не возвращаться в Лаповку, что я решился на немедленный переход в неизвестность. Тем более что отчетливые следы на снегу не давали мне ни на секунду усомниться в увиденном, посчитать это пьяным бредом или перепутать со сновидением.
Растирая и разминая затекшие члены, я с кряхтением подался вперед. Правая рука непроизвольно выхватила фонарик, подсвечивая то, что и так было видно прекрасно: маленькая ступня, всего лишь чуть больше моей, тридцать девятый размер. Но когда я дошел до той точки, где Грибник осматривался, в лицо мне дохнуло смертью. Не той смертью, которая глядит на тебя из дула пистолета, кончика ножа или мчащегося без тормозов автомобиля, а той самой интуитивной, которую почувствовало все мое естество до последней клеточки тела.
«Остановись! Там ты погибнешь! – вопили все мои внутренности, сознание и разум. – Замри, иначе умрешь!»
Вот тут и стало вздыматься во мне то, что помнило себя свободным и независимым. И я сделал шаг вперед. Вот тут и воскликнул внутри меня тот свободолюбивый мальчик на весь лес: «Ты ведь хотел умереть! Так не останавливайся!!!» Второй шаг! И в моих ушах до максимума усилилась немыслимая какофония звуков, криков и тактов торжественного марша!
Еще один!..
Перед глазами замелькали все воспоминания моей жизни, и я окончательно удостоверился, что погибну. Ведь иначе не бывает. Мало того, словно во мне проснулось дежавю происходящего момента, и я его переживаю повторно.
…Осталось сделать еще два шага и обрести свободу с помощью смерти. Легко? Нет! Невероятно трудно! Я уже буквально содрогаюсь в конвульсиях леденящего ужаса. Но оживший во мне свободолюбивый ребенок со скрипом двигает моими конечностями и безудержно ведет к гибели. Левая рука ногтями впивается в кору толстенного дерева, в правой дергается чудом удерживаемый фонарь. Еще один шаг!
Осталось сделать только последний.
Глава восьмая
Отсрочка
И какофония звуков лопнула, раскладываясь на понятные и приемлемые. Правда, одновременно с этим меня резко дернули назад, завалили наземь, и дышащие перегаром губы, исторгающие яд пополам со злостью, прошипели мне в глаза:
– Как ты посмел уйти из сарая?!
Рядом слышалось натужное сопение лисичек, поскрипывали кроны деревьев, словно набат бухало мое разрывающееся сердце. Кажется, и падающие снежинки издавали приятный, завораживающий шелест.
Я не погиб? Я остался живой? Почему?
Кажется, я эти слова произнес вслух, потому что давление на меня ослабло, лицо отпрянуло и раздалось недоуменное:
– Чего это с ним? Пьян?
Наверняка девчонки стали осматриваться, потому что тут же Катерина воскликнула, подсвечивая на место возле дерева:
– След! Он шел по следу!
Теперь уже заметались, перекрикиваясь, все трое. Довольно быстро они отыскали и то место, где я сидел на хворосте, и те дорожки, которые цепочкой указывали на мой короткий и на длинный след Грибника.
