Когната (СИ) - Сальников Алексей Викторович

— Если я сейчас останусь живой, то в следующий раз я тебя убью, — сказал Максим.

— Я, что это случится, сомневаюсь, даже если ты живой доживешь, — сказал Фумус, отцепил заколку от волос дочери Максима и бросил ему синюю звездочку. — Ты на память держи. Это единственное, что у тебя от нее останется. Еще ты фотографии имеешь, что тебя еще более жалким делает. У вас, обезьян, очень плохая память на лица есть, только за это я могу вам немного посочувствовать. Я лишь по этому поводу жалость, которая брезгливости сродни есть, к вам испытываю. Я тебе не попадаться мне больше советую, мой разговор не такой снисходительный, добрый и длинный будет.

Фумус похлопал Максима по плечу, драконы медленно поднялись в воздух и бесшумно растворились в темноте ближайшего леса.

С трясущимися от горя и бессильной злости руками Максим довез детей до города, отправился домой и сообщил жене о том, что произошло, обещал, что очень скоро вернет дочь, что у него, в отличие от многих горожан, есть шанс все исправить.

— Интересно, как ты собираешься это сделать? — кричала она на Максима. — Лучше бы ты погиб там вместе с ней и со всеми остальными! Как ты мог такое допустить? Ты понимаешь, что ей лучше было умереть, чем попасть к ним в лапы? Как мы будем жить после того, что ты натворил?

Но Максиму некогда было спорить и ссориться, да и сил на это не хватало, он отчасти разделял мнение жены насчет собственного поступка. Но не хотел думать, что страшно ошибся, когда не умер там, на дороге. Порой возвращался к мысли, что все же спас несколько жизней ужасной ценой, вряд ли спасенные дети и их родители согласились бы, что всем необходимо было погибнуть в драконьем огне.

Начальник Максима — только жене и ему Максим сообщил о том, как потерял дочь, — сказал сочувственно:

— Это, несомненно, подвиг, но такой, что думаешь: «Лучше бы этого подвига никто не совершал». И так плохо, и эдак тоже плохо. Даже не знаю, как я бы себя повел на твоем месте. Наиболее очевидно, что нужно бороться до последнего, но до какого последнего? Вот обгорелая машина и куча трупов, никого в живых не осталось, ни одного мертвого дракона возле. Скорее всего, расследовали бы, затем поставили бы памятник на месте вашей гибели, и ты бы там изображен был с орденом каким-нибудь. Но детей-то было бы уже не вернуть. Зато какой символ — первые жертвы еще не объявленной войны.

— Я постараюсь ее вытащить, пока она не превратилась в дракона.

— На твоем месте я бы уже считал, что она умерла. Все. Ты собираешься выторговать ее в обмен на кого-нибудь из их офицерья. Сомневаюсь, что это получится. Этот Фумус, я про него кое-что знаю. Он один из идеологов драконьего империализма и исключительности драконьей расы. Сомневаюсь, что с таким можно торговаться.

— И все же я попробую.

С началом войны сводная группа драконов-коммунистов и людей под командованием Максима отправилась вести диверсионную работу в драконьем тылу. Драконы-коммунисты видели в проигрыше империи единственный шанс на выживание компартии в мегаполисе. Находились драконы, которые охотно помогали им в этой борьбе. Очень скоро им удалось захватить высокопоставленного дракона, Максим и его группа переправили его на человеческую сторону. Максим надеялся, что сумеет обменять этого дракона на дочь, но командование даже не думало ни о каких обменах. Дракона, как понял Максим, допросили и оставили в плену до лучших времен.

Так были пойманы и отправлены к людям с дюжину офицеров и рыцарей, но обмена все не происходило. Максим принялся бомбардировать командование настойчивыми просьбами, но ответа не получал. Все, что касалось непосредственного исполнения приказов, инструкций по дальнейшей деятельности, командованием отслеживалось и комментировалось в шифровках, а про его дочь не было ни слова.

Однажды возник удобный момент покончить с Фумусом раз и навсегда, и Максим проклял тот день, когда попросил разрешения на ликвидацию дракона. Ответ, полученный от высшего городского командования, гласил, что убийство аристократа Фумуса в настоящий момент не видится целесообразным, поскольку вокруг его имени может возникнуть ненужный в данных обстоятельствах ореол мученичества.

«Драконы должны сами по горло объесться тем, что он делает на территории мегаполиса. Сейчас его деятельность служит нам не во вред, а больше на пользу по той простой причине, что подковерная борьба, уже уничтожившая множество представителей господствующего класса, с одной стороны подтачивает основы возникшего в мегаполисе промышленного феодализма, с другой — развивает революционную ситуацию на драконьей стороне Земли, выгодную как народу мегаполиса, так и им сочувствующим рабочим и крестьянам Союза Советских Социалистических Районов. В свете вышесказанного рекомендуется не поддаваться на провокации и ожидать дальнейших указаний».

Прочитав это сообщение из штаба, Максим не мог не признать справедливости сказанного в шифровке, но чисто по-человечески в нем что-то сломалось. Дочку спасла бы только быстрая победа людей, но до победы этой было явно очень далеко, драконы громили армию людей, подступали к столичному району. Только уничтожение всей аристократической высокомерной шушеры, без жалости посылавшей драконов на смерть, было в силах остановить натиск драконьей армии и приблизить мирные переговоры.

Ему запретили уничтожать не только Фумуса, но и его помощника, однако Максим подумал, что это уже слишком: его группа ликвидировала помощника, Максим доложил на большую землю, что сделал это и готов принять любую ответственность за содеянное. Никакого приказа, как действовать дальше, не последовало. Место, где укрывалась группа Максима, просто было атаковано драконьим подразделением по борьбе с диверсантами. Отряду Максима удалось отбиться и уйти, но после этого общим решением стал отказ от связи с начальством кроме самых крайних случаев. Шифровки Максим получал, но никак на них не реагировал. А там по-прежнему слали приказы, наводки на возможные цели, просьбы не пороть горячку, напоминания, что он военнослужащий своей страны и давал присягу.

Пользуясь агентами среди драконов, Максим и его товарищи продолжили борьбу с общим врагом. Уже на втором году войны раскол в драконьем обществе усилился, и работать стало как будто проще. Тайная полиция Фумуса загнала часть дворянства в подполье. Благодаря тому, что слугам и министериалам сулили и даже раздавали земли, должности, позволяли становиться собственниками малозначительных отраслей, драконье общество парадоксальным образом испытывало подъем вопреки ситуации на фронте. При этом малейшее подозрение в нелояльности могло грозить гибелью целым семьям, и неважно было, к какому классу семья принадлежала.

Это безумие охватывало не только слои общества внутри мегаполиса, но постепенно сказалось и на настроениях драконов в отряде Максима. Подчас они чудом избегали гибели оттого, что тот или иной дракон очаровывался общим зовом начавшихся перемен, видел другую возможность что-то изменить в своей жизни, помимо непосредственно революции, — видел — и предавал. Как ни втолковывал Максим товарищам, что смена одних аристократов на других ничего не меняет, а кто-то надеялся с помощью своих боевых навыков, семейных связей и природного ума занять место повыше.

Несколько безумных лет Максим с товарищами пробыли в лесу и окрестностях на границе мегаполиса, заключали союзы и воевали с многочисленными группировками, которых развелась просто тьма, порой Максим даже запутывался, ради чего и против кого продолжает сражаться. Труднее всего было справиться со слухами. Так, до него дошли вести, что драконья и человеческая сторона готовят мирные переговоры, в то время как люди уже перешли границу мегаполиса и заняли часть его районов. Поговаривали и про оруженосца-перевертыша у Фумуса. Никто не знал, мальчик это или девочка, потому что оруженосец всегда был в маске и в полном доспехе, но оруженосец творил такое, что Максиму хотелось думать, что его дочь все же погибла, а не превратилась в это абсолютно дикое и хладнокровное существо. Оруженосцем пугали драконьи семьи точно так же, как тайной полицией и самим Фумусом. И от людей про оруженосца ничего хорошего Максим услышать не мог. Наравне с Фумусом оруженосец участвовал в расстрелах и пытках. Оруженосец стрелял беременной женщине в живот. Оруженосец, чтобы вынудить родителей говорить, мог выстрелить их ребенку в колено, принимался убивать детей, начиная с младшего. Оруженосец научен был сдирать кожу, сжигать, резать, рубить саблей по приказу и без.