Чайна Мьевиль - Шрам
Итак, он был шпионом.
— Когда Симли пересек Вздувшийся океан и обнаружил Беред-Кай-Нев шесть с половиной веков назад, что, по-вашему, он вез в трюме? — спросил он. — «Страстный богомол» был большим кораблем, Беллис… — Фенек помолчал — она не приглашала его называть ее по имени, однако недовольства своего никак не проявила, и он продолжил: — Там были спирт и шелка, мечи и золото. Симли хотел торговать. Именно торговля и была ключом, который открыл восточный континент. Все известные вам землепроходцы: Симли, Донлеон, Брубенн, возможно, Либинтос вместе с этим чертовым Джаббером — все они были купцами. — Говорил он по-детски, со смаком. — Карты и информацию привозят домой люди вроде меня. Мы, как никто другой, можем давать необходимые советы. Можем продавать их правительству — в этом и состоит мое задание. Ни исследований, ни науки не существует — есть только торговля. Именно торговцы добрались до Суроша, именно они привезли карты, которыми пользовался в Пиратских войнах Дагман Бейн.
Он увидел выражение лица Беллис и понял, что в свете этой истории он со своими товарищами выглядит далеко не лучшим образом.
— Плохой пример, — пробормотал он, и Беллис не смогла сдержать смеха, видя его искреннее раскаяние.
— Я здесь жить не буду, — сказала Беллис.
Было уже почти два часа ночи, и она смотрела в окно на звезды. Буксиры тащили Армаду, и звезды мучительно медленно двигались за стеклом.
— Мне здесь не нравится. Ненавижу, когда меня похищают. Я могу понять, почему не возражают некоторые другие похищенные пассажиры «Терпсихории»… — Эти слова были скупой подачкой тому чувству вины, которое внушил ей Иоганнес, но Беллис встревожила мысль о том, что этого было слишком мало, что это принижало свободу, дарованную человеческому грузу «Терпсихории». — Но я не собираюсь жить здесь. Я вернусь в Нью-Кробюзон.
Говорила она с твердой уверенностью, которой вовсе не чувствовала.
— А я нет, — сказал Сайлас. — То есть я хочу сказать, что хотел бы вернуться и пожить в свое удовольствие после очередного путешествия — обеды в Хнуме и все такое, — но осесть там я бы не смог. Хотя я и понимаю, почему вам там нравится. Я видел много городов, но ни один из них не может сравниться с Нью-Кробюзоном. Но стоит мне провести в нем больше двух недель, как меня одолевает клаустрофобия. Этому способствуют грязь, попрошайничество, люди и… тот жаргон, на котором говорят в парламенте… Даже когда я в центре города. На площади Биль-Сантум, или на Плитняковом Холме, или в Хнуме, я все равно чувствую себя так, словно оказался в Собачьем болоте или на Худой стороне. Я не могу их не замечать. Я рвусь прочь оттуда. А что до негодяев, которые там верховодят…
Беллис с интересом наблюдала за этим проявлением открытой неприязни к властям. Ведь он же получал деньги от этого треклятого кробюзонского правительства, и даже сквозь легкий винный хмель Беллис ясно отдавала себе отчет в том, что именно они, его хозяева, были причиной ее бегства.
Но Фенек не демонстрировал к ним ни малейшей преданности. Он ругал кробюзонские власти с бесшабашным добродушием.
— Они настоящие змеи, — продолжал он. — Рудгуттер и все остальные. Да я им ни на йоту не верю, в гробу я всех их видел. Ну да, деньги я у них буду брать. Если они хотят платить мне за информацию, я буду рад сообщать им то, что знаю. Зачем мне отказываться? Но дружить с ними не собираюсь. Не могу я торчать в их городе.
— Так, значит, для вас все это… — Беллис тщательно подбирала слова, пытаясь понять, что же он собой представляет. — Значит, у вас пребывание здесь не вызывает никаких неприятных эмоций? Вы не питаете особой любви к Нью-Кробюзону…
— Нет, — грубовато прервал он ее, что резко контрастировало с его прежней обходительностью. — Я этого не говорил. Я — кробюзонец, Беллис. Я хочу, чтобы мне было куда возвращаться домой… если в очередной раз отправлюсь странствовать по свету. У меня есть корни. Я не какой-нибудь бродяга. Я предприниматель, торговец, у которого есть штаб-квартира и дом в Восточном Гидде, друзья, связи, и я всегда возвращаюсь в Нью-Кробюзон. А здесь… здесь я пленник… Вовсе не такие странствия были у меня на уме. Будь я проклят, если я здесь останусь.
Услышав это, Беллис откупорила еще одну бутылку вина и налила ему.
— А что вы делали в Салкрикалторе? — спросила она. — Тоже занимались предпринимательством?
Фенек покачал головой.
— Меня подобрали, — сказал он. — Салкрикалторцы иногда патрулируют воды за сотни миль от острова. Проверяют краали. Один из их кораблей подобрал меня вблизи канала Василиска. Я шел курсом на юг в разбитой подлодке-раковине — она дала течь и двигалась еле-еле. Креи с мелководья к востоку от Солса сообщили им об этом сомнительного вида корыте, которое едва не затонуло у их деревушки. — Он пожал плечами. — Я был зол, как сто чертей, когда они меня подобрали, но все же, думаю, они оказали мне большую услугу. Вряд ли я сам добрался бы до дома. Когда я встретил креев, которые могли меня понимать, мы были уже в Салкрикалторе.
— И откуда вы шли? — спросила Беллис. — С островов Джессхул?
Фенек покачал головой, глядя на нее. Несколько секунд он молчал.
— Ничего похожего, — сказал он. — Я пересек горы. Я был в море Холодный Коготь. В Дженгрисе.
Беллис резко подняла на него взгляд, готовая рассмеяться или недоверчиво фыркнуть, но тут она увидела лицо Фенека. Он неторопливо кивнул.
— Да-да, в Дженгрисе, — повторил он.
Более чем в тысяче миль от Нью-Кробюзона располагается огромное озеро шириной в четыре сотни миль — Холодный Коготь. На северной его оконечности находится пролив Холодный Коготь — коридор пресной воды шириной в сотню миль и длиной в восемь сотен. На севере пролив неожиданно и сильно разливается, уходя на восток почти на глубину континента, а потом сужается, образуя море Холодный Коготь с кривыми, изрезанными берегами.
Вот что такое Холодные Когти: водное пространство, такое громадное, что иначе как океаном его не назвать. Огромное пресное внутреннее море, окруженное горами, пустынями, болотами и немногими суровыми народами, знакомыми Фенеку — по его словам.
На восточной своей конечности море Холодный Коготь отделяется от Вздувшегося океана узкой полоской земли — горным хребтом не более чем тридцатимильной ширины. Отросток на юге моря — острие когтя — расположен почти точно к северу от Нью-Кробюзона и более чем в семистах милях от него. Но те немногие путники, что шли из города этим маршрутом, всегда забирали слегка на запад, чтобы добраться до моря Холодный Коготь сотнях в двух миль от его южной верхушки, потому что в этом остром выступе моря, словно какое-то постороннее тело, присутствовало нечто необычное и опасное — среднее между островом, полузатопленным городом и мифом. Пользующаяся дурной славой земля амфибий, о которой цивилизованному миру не было известно почти ничего, кроме того, что она существует и представляет опасность.
Место это называлось Дженгрис.
Говорили, что там обитают гриндилоу — водные демоны, или монстры, или выродившиеся люди, в зависимости от того, в какую историю вы предпочитали верить. Говорили также, что место это заколдовано.
Гриндилоу, или Дженгрис (различие между местом и обитателями оставалось неясным), с избирательным изоляционизмом, властно и безжалостно правили на юге моря Холодный Коготь. Воды эти были смертельно опасными и неисследованными.
И вот перед ней сидел Фенек, заявлявший — что? — что он жил там?
— Неправда, что там нет чужих, — говорил он; Беллис уже сумела успокоиться настолько, что могла его слушать. — Там даже есть некоторое количество людей, которые вывелись на Дженгрисе… — Губы его скривились. — Вывелись — именно то слово, а вот насчет людей я уже не уверен. Их вполне устраивает, что все считают, будто те воды — как частичка преисподней, край света. Но, будь я проклят, они, как и все, принимают торговцев. Там есть несколько водяных, пара людей… и другие. Я провел там больше полугода. Поймите меня правильно: там опаснее, чем во всех других местах, где я побывал. Если торгуешь на Дженгрисе, то правила… правила там ни на что не похожи. Вы их никогда не выучите и никогда не поймете. Я был там шесть недель, когда мой лучший тамошний друг, водяной из Джангсаха, который торговал там уже семь лет, был арестован. Я так никогда и не узнал, что с ним случилось и почему, — ровным голосом сказал Фенек. — Может быть, он оскорбил одного из богов гриндилоу, а может быть, ткань, что он привез, оказалась недостаточно прочной.
— Так почему же вы там оставались?
— Потому что если вы сможете там продержаться, — с неожиданным возбуждением сказал он, — то оно того стоит. Их торговля необъяснима, навязывать им обмен или пытаться переубедить их бессмысленно. Они просят доставить им бушель соли или стеклянные бусы равными частями — пожалуйста. Никаких вопросов, никаких уточнений. Вам надо — я поставляю. Фруктовое ассорти? Получите. Треска, опилки, смола, грибок — мне все равно. Потому что, клянусь Джаббером, когда они платили, когда они были довольны… Оно того стоило.
