Кассандра Клэр - Draco Veritas
— Не то слово, — сухо согласилась Флёр и снова повернулась к Драко. — Впрочем, о местоположении Гарри Виктор знает куда больше меня.
— Как только Драко очнётся…
— Ступай сейчас, — покачала головой Флёр. — Я хотела бы посидеть с твоим Драко. Одна.
— Он не мой, — покривив душой, возразила Гермиона. Ей не хотелось оставлять Флёр с Драко наедине, но та спасла Гарри, Виктор тоже помог ему. Она была им очень обязана.
— Думаю, Виктор в кухне, — подводя итог, произнесла Флёр. — Он обычно идёт туда, когда дуется.
Гермиона снова взглянула на Драко.
— Если ты что-нибудь с ним сделаешь, причинишь ему боль, я тебя убью.
И она вышла, плотно закрыв за собой дверь.
Флёр взглянула ей вслед, потом снова повернулась к юноше, лежащему на кровати.
— Причинить тебе боль? Куда уж больше…
Она склонилась над ним, их сияющие светлые волосы перепутались. Он не шелохнулся. Она чувствовала его тихое ровное дыхание, биение сердца, спешащую по венам кровь…
Я всё сделала не так, и должна всё исправить… — шепнула она ему куда-то в щёку и начала расстёгивать на нём рубашку.
* * *
Лицо Вольдеморта не осветилось ликованием и радостью — эти чувства были ему неведомы, но он издал удовлетворённый вздох.
— Значит, Чаша у неё… Ты уверен?
— Я на половину гоблин, — кивнул Мортенсон, — и умею распознавать истинно ценные вещи.
— Я должен завладеть этой Чашей, — задумчивый взгляд Вольдеморта скользнул к Рону. — Люциус убеждал, что добудет её для меня, но, может быть, есть иной вариант?..
— Мой Господин, — торопливо встрял Червехвост, — я был бы счастлив… — Но Вольдеморт заткнул его одним взмахом руки:
— Где они? Куда они направились — сын Люциуса и эта девушка?
— Они беседовали с кем-то по имени Виктор, — несколько неуверенно сообщил Мортенсон, — и с какой-то девушкой. И там что-то было про квартиру в Праге…
— О, так это Виктор Крум, — заметила Рисенн. — Болгарский ловец.
— Да, у него квартира в центре города, — добавил Гэбриэл. — Мы присматриваем за ним. Похоже, он в движении сопротивления, хотя ни разу не был пойман с поличным…
Глаза Вольдеморта, обращённые к вампиру, вспыхнули.
— Солнце скоро зайдёт. Собирай своих… людей. Когда ты будешь в Праге?
— Расстояние немаленькое, — с неудовольствием заметил вампир, — да и рановато для трапезы…
— Denn die Todten reiten schnell, — с неприятной улыбочкой произнёс Тёмный Лорд. — Или что-то в этом роде.
Скинув с колен Рисенн, Гэбриэл поднялся. Она метнула на него сердитый взгляд и раздражённо плюхнулась в соседнее кресло.
— И что же я должен буду там сделать?
— Найти её. Найти девушку и…
— Нет! — Рон, не помня себя, стукнул кулаком по столу, поразив всех до глубины души. И себя — в первую очередь. Ополовиненный кубок Гэбриэла опрокинулся, и на столе расползлись дорожки тёмно-красной жидкости. — Оставь её в покое! — рявкнул он. — Попробуй только тронуть её, и ты больше не услышишь от меня ни единого предсказания!
В зале воцарилась гробовая тишина.
Червехвост смотрел на Рона с растущим ужасом в глазах, Рисенн помрачнела, а Мортенсон отвернулся. Только Вольдеморту, похоже, стало смешно:
— Да, милый мальчик, мне нужна Чаша. А она — у девушки.
— Мне наплевать! — Рону сдавило грудь. — Тронь её, и я больше ничего тебе не предскажу, я лучше умру.
Тёмный Лорд сложил свои длинные пальцы под подбородком.
— Великолепно. Если не хочешь, чтобы с ней что-то случилось…
— То что? — выдохнул Рон.
Вольдеморт повернулся к Гэбриэлу. Вампир прислонился к столу, тёмные волосы скрывали его лицо.
— Приведи мне её живой. И с Чашей.
— Как пожелаете, господин,— кивнул вампир.
Вольдеморт поднялся, и они с Роном какой-то миг рассматривали друг друга — две, разделённые столом, неподвижные, высокие и бледные фигуры, похожие на статуи, вырезанные из кости. Рон почувствовал, что руки у него дрожат, и тут же сунул их в карманы. По обращённому на него пристальному взгляду Рисенн он понял, что та просит его что-то сделать, но никак не мог взять в толк, что именно.
Наконец, Вольдеморт снова заговорил — ровным голосом, лишённым интонаций:
— Пусть так: я приведу её сюда, малыш-прорицатель. Ведь ты хотел бы увидеть её снова?
Рон не ответил, только прикусил губу.
— Ты мог бы увидеть конец света, мой мальчик, — голос Вольдеморта был тих. Рон не сомневался, что все до единого услышали эти слова, обращённые, как ему казалось, к нему одному. — Но можешь ли ты увидеть то, что хочется именно тебе? А ведь это не так невозможно, как ты думаешь…
Рон кашлянул. В груди было так тесно, что он едва мог перевести дух.
— Только не трогай её.
— Что ж… — Вольдеморт повернулся к Гэбриэлу, — ты слышал мальчика. Приведи мне её целой и невредимой. А теперь, — махнул он в сторону стола, за которым гоблины встревожено переговаривались, поднимаясь на ноги, — все вон с глаз моих. Тебя это тоже касается, Червехвост. Рисенн, ты можешь остаться. Но в своей клетке. Что ж, мой малыш-прорицатель. Я хочу сыграть в шахматы. Ты готов?
— Готов, — откликнулся Рон.
* * *
На кухне Гермиона обнаружила Виктора, восседающего во главе длинного деревянного стола. Единственная свеча с трудом рассеивала мрак, бросая сумасшедшие кривые тени на стены и шкафы. Услышав звук хлопнувшей двери, он не поднял взгляда, а лишь откинул назад всклокоченные волосы и спросил:
— Ou sont les cigarettes?
— Виктор, это я, — почувствовав неловкость, откликнулась Гермиона.
Он хмуро взглянул на неё исподлобья.
— А где остальные?
— Флёр присматривает за Драко, сказала, что подойдёт через минуту, — выдвинув стул, Гермиона присела напротив Виктора. — Я хотела бы поблагодарить тебя за помощь…
— Я тебе не помогал, — перебил Виктор. — Мне не по душе ваше появление здесь и то, что Флёр всё разболтала про Гарри. У меня такое чувство, что он доверился мне, а я его предал.
— Я просто хочу, чтобы с ним всё было хорошо, — запротестовала Гермиона.
— И ты уверена, что совершенно точно знаешь, что именно ему нужно? — в голосе Виктора вдруг зазвучала горечь. — Ты всегда думала, что всё знаешь, Гермиона. Да, ты невероятно умна — в этом нет сомнения. Но никто не может сказать, что ему известно всё. Даже ты.
— Ему не справиться в одиночку, — прошептала Гермиона.
— Он, вообще, с этим не справится, это задание есть невозможно! — темперамент взял своё, и Виктор взорвался, теряя остатки навыков английского. — Но он любит тебя, он влюблён в тебя — могла бы, хотя бы, уважать его желания!
