Александр Хомяков - Весенние заморозки (СИ)
Немногие знают, что будущее Риммарави решится не здесь. Мало кто понимает, что решается не судьба арденов и миакрингов, а судьба всего мира. Деревянная крепость на севере построена по ее приказу. Все, что она может еще сделать, чтобы помочь избранникам Лайты, будет сделано завтра под стенами Скейра. Четверым же надо выдержать натиск второй половины регадского войска. Аэлевит отдала Последнему рубежу столько воинов, сколько могла себе позволить. Волей случая туда же отступили остатки армии герцога Илдинга, и теперь их там полторы тьмы.
Полторы против шести. Пятнадцать тысяч против шестидесяти. И мороз со снегом.
Она до сих пор не знает, что предназначено сделать четверым избранным. Аэлевит склоняется к мысли, что никто и не узнает этого до того момента, когда они сделают свой выбор. Каждый - свой. Они сами выбирают свое будущее, и ни один прорицатель на свете над ним не властен.
Какое будущее выберет ее любимый? Какой выбор встанет перед ним? Почему, в конце концов, именно его избрала Лайта для своих целей? Что, других не нашлось? Мало людей в мире, что ли?
Завывает ветер над белой равниной. Она не слышит ответа на свои вопросы в вое ветра.
Левую руку она простерла навстречу завоевателям, чтобы остановить их. Но есть еще правая, она свободна. Грядущее же близко, выбери, протяни руку - и ты слепишь из снега то будущее, которое тебе больше по душе. Если очень хочется, то можно постараться слепить его одной рукой, но снежок, скорее всего, получится кривым. Чтобы быть уверенным в результате своих действий, нужны обе руки.
Две руки, чтобы слепить снежок. Две руки, чтобы схватить и держать. Две руки, чтобы драться. Две руки, чтобы протянуть их навстречу тому единственному будущему, которое для нее как последний глоток воздуха.
Аэлевит протягивает руку на север, пальцы замирают в холодном воздухе. Губы шевелятся, не решаясь произнести имя...
В предрассветных сумерках она едет впереди колонны щитоносцев по улицам Скейра. Горожане прижимаются к стенам, пропуская воинов, смотрят из окон, машут руками. Аэлевит замечает, что за последние дни в моду у горожанок вошли красно-белые платки, перехватывающие волосы от темени и завязанные у основания затылка под распущенными волосами.
Подняв руку, Аэлевит протягивает ее вперед в жесте, так много значащем для нее, но вряд ли понятным тем, кто на нее смотрит. И все же горожане истолковывают его по-своему и кричат, приветствуя свою герцогиню, и вторят им воины за ее спиной.
Лорбаэн. Падающего толкни.
Везде, где прежде доводилось жить Лорбаэн, зимы были холодными, и к морозу она привыкла. Медвежья шкура грела, как печка, и если бы не голые ноги, обутые в одни хлипкие сандалии, так и брела бы она, не видя перед собой дороги, не ведая, куда, погрузившись целиком в себя и собственные мысли. Но мороз щипал за икры, не позволяя ей заблудиться окончательно. В какой-то момент она посмотрела наконец вокруг и обнаружила, что стоит буквально на околице какой-то деревни.
Ничего не оставалось, как постучаться в первый же дом. На стук долго никто не отзывался. Девочка спустилась с крыльца во двор, обошла дом по кругу. Пустая собачья будка навела ее на мысль, что жилье брошено хозяевами, а заглянув в хлев, Лорбаэн убедилась в этом окончательно. Здесь еще пахло коровами, но скотины не было.
Вернувшись к двери, толкнула ее без особой надежды, но та неожиданно отворилась. В сенях девочка разулась и босиком вошла в дом, где печь еще не успела окончательно остыть. Хозяева ушли совсем недавно, забрав с собой лишь самое необходимое из вещей.
Она особо не колебалась, закопавшись в короб, в котором нашла ворох одежды. Одни из шерстяных штанов пришлись ей впору, в сенях же Лорбаэн заприметила валенки. Задерживаться в доме ей не хотелось. Одно дело - запустить руку в чужие вещи, и другое - попасться на горячем. Поди объясни потом, что чуть не замерзла до смерти. Валенки оказались для ее ног великоваты, но выбирать не приходилось - других не было. Так и вышла на порог, стараясь не думать, как она выглядит в обносках со всего света. Да и не до того ей было, чтобы беспокоиться о собственной внешности.
Падал снег, и деревня замерла среди заснеженных полей. Ни звука не доносилось до девочки, а ведь человеческие поселения так на них богаты. Кроме нее, тут, похоже, никого не было. Жители куда-то сбежали. Удивления это у нее не вызвало. Когда приближается враг, деревенские часто хоронятся в лесах. А в Сиккарте все же война.
Берег реки был близок, но к реке она выходить опасалась. И не потому, что могла там кого-то встретить. Ее больше пугала вода, из глубины которой к ней раз за разом обращалась незнакомая девушка Старшего народа. Раньше она не особо тревожилась по поводу этих видений - мало ли что почудиться может. Но после происшедшего сегодня утром больше не хотела слышать этот голос.
Обойдя деревню, Лорбаэн наткнулась на тропу. Не лучше и не хуже других дорог, ведь она все равно не знала, куда ее занесло. Чуть позже она снова вышла к реке, но другую дорогу искать уже не хотелось. Так и пошла под медленно падающим снегом, разгребая снег валенками и придерживая шкуру, отяжелевшую от влаги.
Голод давал о себе знать, но в ее нелегкой жизни Лорбаэн приходилось порой целыми днями обходиться без еды, и она терпела. По крайней мере, замерзнуть насмерть ей не грозит, больше ее пока ничего не волновало. Ее мир опустел, она снова была одна. Торопиться же заполнить это одиночество хоть кем-то девочке не хотелось. Слишком часто она видела от людей одну жестокость, и слишком расслабилась за то время, пока ее защищал Броганек. Забыла, что на самом деле ничего в мире не изменилось, и стоит истонцу исчезнуть, все эти люди, притворявшиеся добрыми, не замедлят показать свое истинное лицо.
В вечерних сумерках дорогу перед ней перебежал волк. Остановился, посмотрел на нее недобрым взглядом желтых глаз. Лорбаэн даже испугаться не успела. Вовремя вспомнила, что нельзя показывать дикому зверю свой страх и, помедлив немного, пошла вперед, прямо на хищника. Волк тоже не стал долго думать и продолжил свой путь, потеряв к ней всякий интерес. Скорее всего, зверь был сыт, а человека боялся. Но ей подумалось, что иначе волчище поступить просто не мог. Она арденка. Серый волк не должен трогать арденов, напротив - защищать обязан.
Ей захотелось пить. Вместо того, чтобы жевать снег, она продралась через кустарник к реке. От Катасты осталось одно громкое название, теперь это был просто большой ручей. Наклонившись, она зажмурилась на всякий случай, зачерпнула ледяной воды руками и сделала пару глотков. Зубы свело от холода.
