Ирина Сыромятникова - Житие мое. Трилогия
— Шел бы ты домой, а когда потребуется, я тебя вызову.
Волшебник обреченно кивнул.
— Давай я тебя провожу! — вынырнула из — за спины капитана Кевинахари. — Блокиратор может дать побочные эффекты.
«Ах, ты…!»
Паровоз попытался испепелить эмпатку взглядом. Подумать только, он тут из кожи лез, работал не по профилю, а она подслушивала за углом! Кевинахари возмущение коллеги начисто проигнорировала. Вот и работай с такими.
На выходе из забегаловки уже клубился затянутый в мундиры народ. К Беру пристал молоденький оперативник, едва не подпрыгивающий от переполнявшего его служебного рвения.
— Сэр, как будем оформлять задержание — терроризм или покушение на убийство?
Паровоз смерил умника хмурым взглядом, прикидывая, как бы половчее сорвать на нем злость.
— Вы видели того, кто совершал нелицензированную ворожбу?
— Нет, но отпечаток ауры…
— Вы его уже сняли?
— Нет, сэр, — стушевался оперативник, почувствовав, наконец, глубину начальственного раздражения.
— Ну, так займитесь своим делом! А я займусь своим. «В чем бы оно ни заключалось».
Подумав, Паровоз решил, что сегодня долг велит ему отправиться домой, к жене, наконец — то бросившей работу в бухгалтерии. Милое воркование миссис Бер позволит ему забыть о неприятностях, а не вываливать на головы подчиненным безадресную злость. Для дела — очень полезно!
Весь следующий день Паровоз принимал поздравления коллег с удачно проведенной операцией, а к вечеру позвонил Ларкес, велевший подчиненному сидеть в управлении и не пытаться изображать из себя пособие для некромантов. Едва обретенная свобода сделала ручкой.
И вновь — комната для допросов, которую Бер успел изучить лучше, чем свой кабинет. Состояние — смертная скука. Спрашивать о чем — то Антуана Ризольти было заведомо бесполезно — один из руководителей редстонского отделения секты твердо стоял за своих, а выдумывать тему для бессмысленной нейтральной беседы капитан считал ниже своего достоинства. Задержанный, очевидно, воспринимал причину молчания как — то по — своему, потому что поерзал немного и заговорил первым.
— Я слышал, что вчера у Леона вчера были проблемы с «надзором».
«Он слышал! Интересно, откуда? Придется менять охрану в подвале: наверняка эмпаты из заключенных кого — то разговорили».
— Нелицензированное волшебство, повлекшее за собой нанесения вреда здоровью и порчу имущества, — любезно пояснил Паровоз.
«Хотя насчет порчи можно поспорить — в то кафе теперь хорошо народ за деньги пускать. Тарелки, говорят, так до сих пор и летают. Уникальный артефакт!»
— И что вы намерены делать?
— При чем тут я? — удивился капитан. — Пострадавшие заявления не пишут, хозяин забегаловки готов отступиться, если ему оплатят ремонт. — По правде сказать, благородство виновников конфликта Бера приятно удивило. — Ваша семья весьма состоятельна, так что, до суда дело, скорее всего, не дойдет. Но пожизненный надзор ваш сын себе обеспечил.
— Это затруднит мальчику карьеру…
— Этот мальчик чуть полквартала не вынес! Черным за такое полагаются Оковы Избавления или армейский контракт. Бессрочный, между прочим! А вы тут про карьеру… гм… разговариваете.
Ризольти помолчал.
— Это из — за меня, — выдавил он, наконец.
— Да! Но не в том смысле, который вы держите в уме. Ваш пример внушил Леону мысль, что абсолютных запретов не существует. С этим искушением он будет бороться всю оставшуюся жизнь, поэтому надзор — самое малое зло, которое его ожидает. Надеюсь, наше вмешательство не запоздало.
Встретив суровую отповедь, Ризольти заткнулся, и Паровоз об этом ничуть не жалел. Почему некоторые воспринимают его слова, как откровения говорящей собаки? И это — белые, которые, по идее, за самой гориллообразной внешностью должны уметь видеть суть. До конца положенного на допрос часа оставалось еще двадцать минут.
— Что вы хотели бы знать? — тихо поинтересовался Ризольти.
Бер не испытывал иллюзий: вряд ли прожженный сектант расчувствовался настолько, чтобы сдать сообщников. Поэтому Паровоз спросил о том, что его давно интересовало.
— Зачем вы это делаете? Всегда хотел об этом спросить.
Ризольти криво улыбнулся.
— Вам этого не понять.
— А вы меня испытайте!
— Представьте себе мир, в котором Потустороннее не отравляет людям жизнь. Мир пускай без магии, но зато простой и понятный, такой, в котором можно безбоязненно гулять при луне и входить в темные комнаты, спать, не будучи окруженным защитным периметром…
Бер задумался. Предложенная Искусником реальность вырисовывалась в его уме достаточно четко.
— И почему вы решили, что тот мир будет чем — то отличаться от этого? Кстати, если общество утратит необходимость обеспечивать граждан жильем, города наполнятся бродягами и ночными бандитами. Вряд ли вы сможете спокойно гулять под луной, так или иначе.
— Вы не понимаете…
— Все я понимаю! Такова природа людей, она от исчезновения магии не изменится. Или люди в вашей сказке не предусмотрены?
Искусник не ответил.
— Ладно, — Паровоз хлопнул ладонью по колену (ситуацию с подвалом можно было толковать как повод закончить эту комедию нафиг). — Радует, что выяснять, какой мир лучше, нам не придется. С сектой покончено!
— Вы ошибаетесь, — чуть слышно проговорил сектант и Бер превратился в слух. — Вам удалось разгромить последователей Посвященного Хаино, но далеко не все разделяли его взгляды. Есть Посвященные, которые отказались приносить клятву верности его делу, в работе нашей организации они не участвовали.
— Где? Сколько их? — хрипло переспросил Бер.
— Я не знаю, — спокойно сообщил Искусник. — Мне известно только, что трое из них живут за пределами Ингерники, так что дотянуться до них у вас не получится. Братство будет жить!
Сектант посмотрел на Бера со сдержанным торжеством, в виске капитана снова забилась ледяная иголка. Паровоз представил себе последние двадцать лет, повторяющиеся снова и снова: мнимый покой, бесполезное трепыхание и ложная победа. Глядя в глаза Искусника, он позволил себе увидеть такое будущее, осознать его… и ухмыльнулся.
— Ну, в этот раз вас остановили до того, как вы успели серьезно напортачить. Хотя, вряд ли ваш Хаино последует примеру Салариса и примет яд. А на тот случай, если вы питаете какие — то иллюзии, запомните — мы тоже не собираемся никуда уходить!
