Джоэл Розенберг - Меч и Цепь
— Это хижины моих личных крепостных, — проговорил Фурнаэль. По обе стороны дороги покачивалась и шептала что-то самой себе высокая — по грудь — кукуруза. — Я смотрел на охрану сквозь пальцы, — сообщил он с глубоким вздохом. — Никаких паролей, всего несколько стрелков, а солдат нет вовсе. Но это придется менять. Все придется менять.
— Не похоже, что вам что-то грозит, барон, — заметил Карл. — Простите мои возражения.
— А если бы не простил — мне бы стало что-нибудь угрожать? — Фурнаэль улыбнулся. — Довольно формальностей. Позволите ли называть вас Карлом? Я был бы польщен, зови вы меня просто Жерр. Разумеется, когда мы наедине. — Карл кивнул, Фурнаэль улыбнулся, сложил губы трубочкой и покачал головой. — Как справедливо говорят, внешность обманчива. Вы хорошо знаете Срединные Княжества?
— Совсем не знаю.
— Не считая кое-каких проблем с Терранджи, здесь, сколько я себя помню, всегда был мир, да и терранжийцы со всеми своими нападками не слишком угрожают Нифиэну и еще меньше — Биму.
Здесь давно царит мир. Все время правления Его Высочества — это точно. Его и мой отцы разрешили пограничные вопросы с Нифиэном; наши деды приструнили Холтун. Большинство солдат Его Высочества давно живут на своих хуторах. Во всей стране едва ли отыщешь и дюжину местных уроженцев, кто пролил бы кровь в сражении. Но, просто показав на Тезоименитстве или Венце Лета, какой прекрасный у тебя меч, воином не станешь. — Взмахом руки Фурнаэль указал на замок за спиной. — У меня сорок солдат.
Лишь Хивар урожденный бимец — его отец служил моему, как и его дед. Другие тоже принесли клятву, но они иностранцы-наемники. Я думал — мы будем жить богато и счастливо: и сам я, и мои сыновья, и их сыновья. Так я думал. И все еще надеюсь на это.
— Но больше в это не верите? — Карл покачал головой. — Не объясните почему, барон?
— Жерр.
— Так почему, Жерр? Я не заметил в Биме ни намека ни на войну, ни на упадок.
— Так вы считаете, что война и упадок связаны?
— Это очевидно, Жерр. Война приводит к упадку.
— Верно. Но может быть и по-другому. — Фурнаэль пожевал губами. — Опасность может таиться в богатстве — даже если его едва хватает, чтобы ваши люди были сыты и здоровы — если у вас достанет денег пригласить целителя. А если ваш сосед небогат?..
Пограничные войны с Нифиэном начались, когда на его западные районы и Кхар два года подряд обрушивались суховеи. В первый год они заплатили секте Паука, чтобы отвести сушь, но собрали едва половину пшеницы, а бобы и овес погибли полностью. Во второй год денег для Пауков у них недостало — и нифиэнцы решили сдвинуть границы на восток — в Бим.
К третьему урожаю война была в полном разгаре. — Барон покачал головой. — Я слышал рассказы о ней. Неприятная война. Весьма неприятная.
— И сейчас происходит то же самое?
— Нет, не совсем. Погодите-ка… — Фурнаэль придержал лошадь, наклонился и поднял с дороги камень с кулак величиной. Отбросил его на обочину и вновь вскочил в седло. — Немного не так — и немного не то. Менее чем в дне езды на восток и баронство Фурнаэль, и княжество Бим заканчиваются — начинается Холтун и баронство моего доброго друга Вертума Адахана. А Вертум Адахан действительно верный друг, хотя я никогда не переступлю его порога — как и он моего.
— Что так?
Фурнаэль печально склонил голову.
— Между нашими семьями кровная вражда. Смотря на чьей вы стороне — моя прабабушка была либо похищена у мужа, барона Адахана, либо оставила его по своей воле. Барон взял другую жену, но его люди нападали на Фурнаэлей все время, пока был жив мой прадед — да и дед тоже.
— И кто же, по-вашему, прав?
Барон тонко улыбнулся.
— Сударь, ставлю вас в известность: я — верныйправнук. Разумеется,прабабушка оставила мужа добровольно, чтобы выйти за моего доблестного прадеда, и сама настояла, чтобы дверь от ее покоев запиралась только снаружи — дабы убедить мужа, что не собирается возвращаться к Адахану… — Он качнул головой. — Я покажу вам ее покои, если пожелаете. Вы вправе решать сами.
Но, как я уже сказал, хоть кровная месть и умерла ко временам моего отца, древняя вражда жива по-прежнему. На многих могилах моих вассалов стоят камни с надписью: «Убит свиньями Адахана». Я надеялся, следующие поколения… — Он оборвал себя. — Однако я слишком разговорился… Надеюсь, вы простите меня, Карл. Так редко удается поговорить не с вассалом, рабом или заезжим купцом, пытающимся выторговать пару лишних фур зерна за ту же цену. Знали бы вы, какая радость — болтать просто так, от души!
— Я… ценю это, Жерр. — Карл ни на миг не поверил, что Фурнаэль говорит просто «от души». Барон старался завоевать его доверие. Зачем? Рассчитывал ли Фурнаэль убедить Карла выполнить для него какую-то работу? Или за этим стояло нечто большее?
Когда они приблизились к деревянным хижинам, дверь ближайшей распахнулась, и оттуда, улыбаясь и выкрикивая приветствия, высыпали трое мальчишек. За ними вышла женщина.
Впрочем, назвать мальчишками всехбыло бы ошибкой. Самый высокий, черноволосый юноша лет шестнадцати, выглядел помолодевшей копией Фурнаэля, даром что, как и остальные, был одет в крестьянскую домотканую рубаху и такие же свободные штаны, а не в кожу и шерсть. Он подбежал и принял поводья лошади Фурнаэля, знаком велев другому парнишке сделать то же с Морковкой.
Фурнаэль спешился. Карл последовал за ним.
— Я считаю для себя честью. Карл Куллинан, представить вам старшего своего сына — Раффа, будущего барона Фурнаэльского. Рафф, это Карл Куллинан. Да, сын, тот самый Карл Куллинан.
Что делает сын и наследник барона в крестьянской хижине, одетый как крепостной, с потеками пота и грязи на лице, с руками в цыпках и трещинах?..
Карл не стал спрашивать; когда Фурнаэль будет готов — он сам расскажет Карлу все, что сочтет нужным.
Рафф скованно поклонился — глаза расширены, челюсть только что не отвисла.
— Благородный разбойник? Правда? — На лице Раффа ясно читалось благоговение.
Карлу сделалось неуютно; прежде он никогда не сталкивался с таким открытым почитанием героев.
— Смотря какой смысл ты вкладываешь в это определение, — заметил он. — Но возможно, я и тот, о ком вы подумали.
— Знакомство с вами — огромная радость для меня, господин. — Светский тон забавно контрастировал с простой одеждой и грязным лицом.
Самый младший из детей, мальчик на год-два моложе Эйи и дюйма на два пониже ее, подбежал и обхватил Фурнаэля руками, спрятав лицо на груди барона. Фурнаэль с теплой улыбкой взъерошил мальчику волосы.
— А это брат Раффа, мой сын Томен. Не обижайтесь на его молчание, Карл: он стесняется незнакомцев.
