Дженнифер Робертсон - Золотой ключ. Том 3
Твой преданный брат Агустин.
Пожалуйста, не забудь сжечь мое письмо.
Элейна нашла письмо в углу гостиной семь дней назад, вечером, после обеда, который превратился в настоящую муку из-за ее смущения, хотя наследник вел себя исключительно корректно. На самом деле записку обнаружил Эдоард, и Элейна, почувствовав опасность — сработала интуиция, — успела вырвать ее из рук Эдоарда прежде, чем тот развернул листок. Возможно, Беатрис права: Эдоарду следует рассказать об иллюстраторах Грихальва и их волшебстве. Тайное знание может быть использовано в самых низменных целях.
Элейна вскрыла второе письмо, проглотив последние слезы.
Милая Элейнита!
Это правда! У нас все вышло! Я получил твое письмо и сегодня, дожидаясь посыльного, нарисовал столовую; мать попыталась забрать картинку, но я представил себе, что бы ты сказала, окажись вдруг на моем месте. К моему удивлению, она совсем даже не ругалась! Возможно, не так уж и плохо быть иллюстратором, хотя приходится целыми днями заниматься живописью, не остается времени поиграть с малышами, и я постоянно чувствую себя усталым. Но, пожалуйста, не беспокойся обо мне. Это так интересно, жаль только, что ты не можешь учиться вместе со мной. Я бы отдал тебе мой Дар, если б мог, — ведь ты заслуживаешь его гораздо больше, чем я. К тому же ты не особенно беспокоишься о детях, а я плачу по ночам, когда думаю, что у меня их никогда не будет. Надеюсь, Беатрис и двойняшки родят много детей, и я буду любить своих племянников и племянниц. Не думай, будто я печалюсь, потому что мне суждено стать иллюстратором, но я частенько думаю о том, чего лишаюсь из-за Дара. Я не должен говорить об этом маме: она все время повторяет, что я — ее Единственная Истинная Надежда. Я очень по тебе скучаю.
Твой преданный брат Агустин.
Тебе, наверное, интересно, чем я пользовался. Я смешивал чернила со слезами и потом, чтобы придать им силу.
Чтобы придать им силу. Интересно, другие иллюстраторы тоже так начинали? Сожалели о том, что потеряли? Однако иллюстраторы, с которыми она была знакома, власть Чиевы до'Орро ставили выше отцовства. На их месте она поступила бы так же.
Элейна сжала кулаки.
"Я никогда не буду жалеть о том, чего не в силах изменить”. Она развернула третье письмо.
Милая Элейнчта!
Пожалуйста, не забывай сжигать мои письма. Я боюсь, что тио Гиаберто подозревает меня, но я ничего ему не скажу. Ни в коем случае. Мне совсем не по душе их стремление мною управлять. Я должен им подчиняться и не задавать никаких вопросов. А стоит мне что-нибудь спросить, как они начинают кудахтать и говорить про тебя всякие гадости, но я не позволю им тебя ругать. Ты талантливее любого из них! Даже если они и иллюстраторы. Ты — настоящий художник! Вот так! У меня есть новости. На карету Никою напали бандиты, и она перевернулась. Он сломал обе ноги и руку, а рука так воспалилась, что Вьехос Фратос вызвали санкту. Однако прошел слух, будто это были вовсе не бандиты, а простые люди, они требуют, чтобы снова созвали Парламент и провели там голосование по новым налогам, вводимым Великим герцогом. Тио Гиаберто списывает это на дурное влияние взбунтовавшейся толпы, которое пришло к нам с севера. Кое-кто считает, что озверевшие простолюдины расправились со всей королевской семьей в Гхийасе, но мне кажется, люди не способны на такое злодейство. Мама постоянно заходит ко мне, чтобы проверить, сплю ли я, поэтому я не осмеливаюсь долго жечь свечу. Надеюсь, ты счастлива. Твои записки очень коротки, но, наверное, ты права — тебе следует соблюдать осторожность.
Твой преданный брат Агустин.
Она не бесплодна.
Она — художник.
Элейна засмеялась. Ведь эти слова произнес иллюстратор, значит, они — правда. Даже если этот иллюстратор ее младший брат.
"Пожалуйста, не забывай сжигать мои письма”.
Эйха! Теперь уже поздно. Она подошла к маленькому столику, где стояла масляная лампа. Зажгла ее, сняла стеклянный колпак и поднесла к огню первое письмо. Оно сразу загорелось, распространяя приятный запах.
— Элейна? Я почувствовал… — Дон Рохарио умолк и остановился у двери в комнату.
За его спиной просматривался обеденный зал — длинный стол и двенадцать стульев, две массивные горки с многочисленными статуэтками из слоновой кости и фаянса; высокие окна выходили в парк. Какие ужасающие обои! Пергамент горел, а Элейна не могла отвести взгляд от элегантного Рохарио; за его головой отвратительно бледный херувим парил над золоченым лесом.
— Осторожно!
Она рассмеялась, бросила обгоревший кончик письма и подула на пальцы.
— Извините. Вы напугали меня — ведь я пыталась замести следы.
— Понятно. — В одной руке он держал книгу; пыльный, потрескавшийся кожаный переплет странно диссонировал с его строгим утренним костюмом и аккуратно застегнутыми пуговицами.
Конечно, Элейна забыла о его обещании почитать ей, пока она рисует.
— Это Послания моего брата. Ему всего пятнадцать. Он пишет мне весьма откровенные письма и по прочтении просит их сжечь. Ему не хочется, чтобы они попали в чужие руки.
К ее удивлению, Рохарио побледнел и отошел к окну.
— Однажды, когда мне было пятнадцать, я написал девочке стихи, — сказал он, не глядя на Элейну.
— Она их сожгла?
Рохарио стоял к ней спиной, и Элейна не видела выражения его лица. Он покачал головой.
— Моя мать их нашла.
— Вот как!
Элейне вдруг захотелось узнать, что сказала ему мать, но постеснялась спросить. Она сунула в огонь второе письмо и молча смотрела, как огонь пожирает его. Потом третье. Теперь секретам Агустина ничто не угрожает.
Молчание стало напряженным. Внезапно Элейна поняла, как много людей узнает об Эдоарде и Беатрис. От унижения у нее все сжалось внутри.
— Вы, наверное, чувствуете себя неловко, — как бы читая ее мысли, вдруг сказал Рохарио, — ведь Эдоард взял Беатрис в качестве любовницы. Надеюсь.., вас это не слишком огорчило.
— На самом деле я не хотела быть любовницей Эдоарда, — чересчур поспешно молвила она. — И не то чтобы Эдоард мне не нравился… Этого пожелала моя мать, но я просто… — Она совершенно запуталась. — Эйха! Я веду себя глупо, не так ли?
— Я так не думаю.
Элейна стряхнула с пальцев последние крупинки сажи и подошла к портрету Эдоарда.
— Я должна его закончить до приезда гостей.
— Матра Дольча! Я совсем о них забыл. Как я ненавижу вечеринки Эдоарда!
— Я тоже не люблю подобных сборищ. Однако Беатрис будет довольна.
Он вздохнул.
— Надеюсь, вы простите меня, если я скажу, что хотел бы находиться подальше отсюда.
