Стивен Браст - Сетра Лавоуд
— Нет, — сказал Пиро.
— Итак, вы не думали, что женитьба — то есть соглашение оставаться вместе всю достаточно длинную жизнь — требует некоторого предварительного раздумья?
— Нет, — сказал Пиро.
— Как, нет?
— Я люблю ее. Я не в состоянии представить себе жизнь без нее. Видите ли, такая жизнь не имеет смысла для меня. Что вы сами об этом думаете?
— А что о ваших детях?
— Возможно у нас их не будет.
— Как будет жаль, если у вас не будет детей!.
— Как будет жаль, если я всю жизнь проживу один.
— Ну, это правда.
— Более того, будет еще более жалко, если у меня будут дети от женщины, которую я не люблю.
— Да, и это тоже правда, — согласился Кааврен.
— Или проведу всю мою жизнь с кем-нибудь, к кому равнодушен.
— Да, конечно, не все браки длятся вечно…
— Отец, вы слышали то, что сказали?
Кааврен вздохнул. — Да, простите. Можно ли мне отказаться от моих последних слов?
— Конечно.
— Благодарю вас.
Какое-то время они шли дальше, не выходя из света костра, который горел слева от них.
Пока они разговаривали, не обращая внимания на запах еды, Лар взял тяжелую кастрюлю, и, с помошью Клари, начал раздавать что-то вроде тушеного мяса, приготовленного из норски, клубней и лука, приправленных некоторым специями. Чтобы хватило на всех, Лар долил воды и добавил несколько клубней. Все немедленно набросились на еду, за исключением Айрича, который отказался, сказав, что он не голоден. Когда все уже ели, Лар сходил за вином, которое — не случайно! — оказалось Каавр'ном, и про которое Лар утверждал, что это был хороший год. Сам Лар, Клари и Джами налили его всем за исключением Айрича, который опять отказался, сказав, что не испытывает жажду.
Если кто-нибудь и был смушен отсутствием у Айрича интереса к еде или питью, то только не сам Лиорн: он безмятежно уселся на землю, прислонившись спиной к седлу, скрестил ноги перед собой, на его благородном лице появилась спокойная улыбка, как если бы он был совершенно доволен сам собой, и его не интересовал весь остальной мир, который в настоящий момент энергично жевал и пил, а говорил только о том, насколько замечательно приготовлена еда или требовал еще вина. Джами, все еще униженный тем, как обошелся с ним Йенди, оставался в тени и препочитал не показываться; Лар, со своей стороны, отвечал как на похвалы так и на требования совершенно одинаково: то есть кланялся. А Клари, когда требовалось, разливала вино.
Тазендра, которая всегда ела быстро, первая начала общий разговор, сказав, — Как хорошо опять увидеть вас, мой дорогой Китраан.
— Ну, мне тоже очень приятно видеть вас, и разрешите пожелать вам удачи в предстоящей битве.
— А! — сказала Тазендра. — Так вы считаете, что скоро будет битва?
— Я так думаю, — сказал Китраан.
— И с кем?
— С Претендентом. Видите ли, почти все кругом только об этом и говорят.
— И что они говорят?
— Что тиран должен быть низвергнут.
— Тиран? — спросил Пэл, внимательно слушавший разговор.
— Претендент, — объяснил Китраан.
— А. Я и не знал, что он тиран.
— Ну, — сказал Китраан, пожимая плечами. — Любой, кто попытается захватить силой Орб и потерпит поражение — тиран. По меньшей мере таково общественное мнение.
— То есть если бы он победил, он не был бы тираном?
— Точно. Если бы он победил, тираном была бы Зарика.
Пэл пожал плечами. — Обычно я не обращаю внимание на общественное мнение.
— Пиро тоже, — заметила Ибронка. — Видите ли, я думаю, что это именно то, что он и его отец обсуждают как раз сейчас.
— Это, — сказал Пэл, — или что-нибудь другое, совершенно отличное.
— Да, и пока они говорят об этом другом…
— Ну?
— Кто-нибудь слышал что-нибудь о Ее Высочестве, Принцессе Сеннии?
— Я знаю только то, что она была при дворе, — сказал Пэл.
— А она говорила что-нибудь обо мне?
— Она говорила о вас Ее Величеству, — сказал Пэл, — и выразилась в том смысле, что хотела бы, чтобы вы нашлись, причем в ее словах звучала неподдельная любовь к вам. Но так как я слышал этот разговор находясь на официальной службе Ее Величества, я не могу передать его вам.
— Да, я поняла.
В этот момент Клари обратилась к Айричу, сказав, — Не хочет ли Ваша Светлость немного вина?
Айрич ленивым жестом отклонил предложение и опять вернулся к своим размышлениям.
— Предложите ему воды, — сказал Пэл.
— Не хочет ли Ваша Светлость немного воды? — послушно сказала Клари. — Мы ее берем из чистейшего ключа в двадцати шагах отсюда; из-за этого ключа мы разбили наш лагерь имено здесь, и я могу поручиться за его чистоту.
— Хорошо, — на этот раз сказал Айрич.
Пока Клари бегала, чтобы принести Лиорну кружку воды, Рёаана тихо спросила у Пэла, — Разве Его Светлость вообще отказался от вина?
— Нет, — сказал Пэл. — Но, насколько я могу догадаться…
— Да?
— Я верю, что он не желает есть или пить того, что могло быть куплена на деньги, добытые грабежом.
— А, — сказала Рёаана. — Я и не подумала об этом обстоятельстве.
— А вы, — сказал Китраан. — У вас нет подобных предубеждений?
— О, для меня все по другому, — сказал Пэл. — Как вы понимаете, я ем со стола Ее Величества.
— Да, и?
— Еда для Ее Величества покупается на деньги, полученные от Великих Домов, а Великие Дома получают их как налоги за дома, еду или торговлю.
— Ни и что?
Пэл пожал плечами. — Так что, можно сказать, все, что я ем, приобретено на деньги от грабежа.
— То есть вы не видите разницы между грабежом и налогами, — удивилась Тазендра.
— О, нет сомнения, разница есть, но не настолько большая, чтобы волноваться из-за нее.
— Мне кажется, — сказала Ибронка, — что для придворного ваши слова звучат странно.
Пэл пожал плечами.
— Есть разница, — спокойно сказал Айрич. — По закону.
— О, закон, — сказал Пэл, опять пожимая плечами.
— Вы презираете закон, мой друг? — сказал Айрич, слегка улыбаюсь.
— Почти полностью.
— Тогда вы нечего не можете сказать против наших друзей здесь, которые подстрегают путников, чтобы избавить их от кошельков, наполненных монетами, которые те заработали более или менее тяжелой работой?
— Более или менее, — повторил Пэл. — А я спрошу, какой?
— О, что до этого, кто может сказать?
— Точно. Кто может сказать?
— Но тогда, мой дорогой Пэл, не значит ли это, что вы предпочитаете жить в обществе, где вообще нет законов?
— Такого не бывает, — с сожалением возразил Йенди. — Если нет законов, то, как вы понимаете, нет и общества.
