Олег Авраменко - Жертвы Источника
— Тогда понятно. Это то же самое, что поместить во всех газетах вселенной заметку под рубрикой «Светские сплетни».
— Да, кстати, что она собой представляет? — спросил Дионис. — Меня интересует твое объективное мнение. Ведь, как я понимаю, речь идет о весьма вероятной королеве Света.
— Дана замечательная девушка, — ответил я, сознавая, что вряд ли смогу удовлетворить любопытство кузена по части объективности. — Она весьма незаурядная личность.
— Хороша собой?
— Настоящая красавица, и Брендон от нее без ума.
— Они любовники?
С моих губ готово было сорваться категорическое «нет!» с нотками неприкрытого возмущения, но я вовремя сдержал свой ребяческий порыв.
— Вообще-то я не имею обыкновения совать свой нос в чужую постель или подглядывать в замочную скважину, — сухо ответил я, стараясь не выдать своих чувств. — Брендон нравится Дане, они очень дружны, но я не думаю, что она согласится на близость с ним до брака.
— Да никак ты смущен! — заметил Дионис, слегка прищурившись. — Раньше ты не был столь щепетилен.
— Раньше я был немного другим человеком.
— Ну да, разумеется. Новое воспитание и все такое. Впрочем, ладно, замнем это. Как там Пенелопа?
Этот вопрос он задал без всякого перехода, казалось бы — с вежливым безразличием. Однако я сильно подозревал, что Дионис неравнодушен к моей дочери, хотя никакими конкретными доказательствами его тайного увлечения не располагал. Бренда и Брендон считали мои подозрения беспочвенными, а Пенелопа и вовсе была поражена, что такое могло прийти мне в голову, но все же интуитивно я чувствовал, что здесь что-то нечисто. А своей интуиции я доверял.
— Пенелопа довольна жизнью, — ответил я. — У нее появились новые друзья, знакомые, почитатели ее таланта и даже поклонники. (При этом я внимательно следил за реакцией Диониса — полный ноль, он и бровью не повел). Здесь никто не смотрит на нее косо из-за ее происхождения, для всех она — сестра короля, правнучка великого Артура Пендрагона. И знаешь, Бренда говорит, что за последнее время Пенелопа сильно изменилась, стала более раскованной и общительной, реже впадает в меланхолию.
— Еще бы! Ведь у нее появился ты.
— Не только это. В Экваторе она общалась на равных лишь с простыми смертными и немногочисленными родственниками; все прочие Властелины относились к ней свысока, пренебрежительно. А тут из изгоя она превратилась в важную персону, стала одним из главных лиц в Доме, пусть еще только нарождающемся. Да и Брендону с Брендой дышится свободнее вдали от клеветников. Вот уже целую неделю я не слышал от них заверений, что между ними ничего нет, не было и быть не может.
— Бренда по-прежнему избегает мужчин?
Я кивнул.
— У меня постепенно складывается впечатление, что она боится их. Панически боится, хоть и скрывает свой страх под маской непосредственности и дружелюбия.
Дионис ненадолго задумался, будто колеблясь, потом заговорил:
— По-моему, все началось с замужества Бренды. Странный был этот брак, и вовсе не потому, что она взяла себе в мужья неодаренного. Тогда она очень страдала…
— Да, Брендон говорил, что она очень болезненно перенесла смерть мужа.
— Нет, это не вся правда. Еще болезненнее Бренда переносила само свое замужество. В тот период я несколько раз встречался с ней; она была очень плоха — тени под глазами, опустошенный взгляд, изможденное лицо, какая-то вялость, апатия. А с Брендоном вообще черт-те что творилось. Тогда он сильно запил, пригоршнями ел таблетки — и не только транквилизаторы, но и барбитураты, нейролептики, антидепрессанты и всю прочую гадость. И если говорить по правде, то только после смерти мужа Бренда понемногу начала приходить в себя, но так и не стала прежней беззаботной девчонкой.
Какое-то время я переваривал услышанное. То, что рассказал Дионис, совсем не соответствовало версии Брендона о романтической любви, которая так трагически оборвалась в результате нелепой авиакатастрофы. Самые разные мысли путались в моей голове, извиваясь, как змеи, кусаясь и жаля друг дружку.
— Ничего не понимаю! — наконец вымолвил я.
— Я тоже не понимаю, — признался Дионис. — Впрочем, у меня есть одна версия, согласно которой муж Бренды был сексуальным извращенцем, но она так безумно любила его, что не могла бросить.
— Это не похоже на Бренду, — покачал я головой.
— Вот именно. Она всегда была здравомыслящей девочкой, очень волевой и решительной. — Тут Дионис хмыкнул. — Но, с другой стороны, женщины парадоксальные существа, не зря поэты так много говорят об их загадочной душе. А Бренда, согласись, по части парадоксальности может дать сто очков вперед любой другой женщине. Чего только стоит ее иррациональное увлечение модными, к тому же крикливыми нарядами. Кстати, ее одежды не сильно шокируют твоих новых соотечественников?
Я невольно улыбнулся.
— Понемногу шокируют, но не очень. Бренда обещала мне вести себя паинькой и пока что держит слово. Правда, мы лишь только приехали в Авалон, и судить, что будет дальше, трудно, однако похоже, что Бренда намерена действовать, хоть и решительно, но осторожно, эволюционным путем. — (Я хотел было добавить, что сестра активно внедряет новые веяния моды через Дейрдру и Дану, но затем передумал, опасаясь дать Дионису повод для расспросов о Дейрдре. В моем теперешнем взвинченном состоянии это было чревато тем, что я вполне мог поплакаться ему в жилетку, сетуя на свою горькую судьбу). — Так сколько времени тебе понадобится, чтобы закончить вербовку?
— Максимум месяц. Теперь я более или менее свободен и смогу действовать активнее. Ты не против, если я посоветуюсь с дедом?
— Нет проблем. Я сам хотел обратиться к нему, но затем подумал, что негоже взваливать на него свои заботы.
— А зря. Ведь речь идет об основании Дома, и помощь Януса в отборе кандидатур была бы нам очень кстати. У него безошибочное чутье на людей.
— Хорошо, — кивнул я. — Принимаю твои доводы. — Последнее слово я произнес зевая.
Уже во второй раз за время нашего разговора Дионис усмехнулся.
— Вижу, твоя бессонница проходит. Ступай-ка отдохни, кузен. Впереди у тебя хлопотный день.
— Так я и сделаю, — сказал я. — Доброй тебе сиесты, Дионис.
— А тебе спокойной ночи, Артур.
Фигура Диониса растворилась в тумане. Я немного задержался у зеркала, чтобы посмотреть, вправду ли у меня воспаленные глаза, но когда туман расступился, я с удивлением увидел в зеркале не собственное отражение, а Брендона — в одних трусах, со всклоченными волосами, заспанным лицом и сердитым взглядом.
