Надежда Попова - По делам их
Секретарь в свете этого являлся тем, кто берет плату, будучи не в силах сознаться самому себе, что сотрудничество с Конгрегацией — дело не столь уж недостойное, как то принято считать в окружающем его обществе; некоторое давление, оказанное на него при вербовке, сохраняло иллюзию подневольности, кою вышеупомянутая мзда должна была скрасить. Скосившись на Бруно, Курт, не сдержавшись, усмехнулся. Этот был, если следовать всем подобным определениям, купленным (в более, правда, буквальном смысле), запуганным, работающим время от времени за идею при должном обосновании. Гремучая смесь…
***В трактир, где собираются кельнские студенты, этим вечером Курт так и не попал — весь день незаметно ушел куда-то, поделившись между разговорами, кратким обедом, снова разговорами и бесконечными отчетами, которыми его, похоже, решил вконец извести Керн. Майстеру инквизитору даже пришла в голову крамольная мысль о том, что начальство придумало это муку нарочно, дабы он, увидев, какое количество бумаготворчества должно сопровождать едва лишь начатое расследование, плюнул на все и бросил дело.
За остаток дня успев переловить почти всех соседей покойного (и не узнав, как и ожидалось, ничего нового), Курт позволил себе урвать неполный час сна, а ближе к темноте, оставив Бруно, в одиночестве направился к каменной громаде университетского здания. Профессор Штейнбах встретил его у двери входа для обслуги, только что разошедшейся по домам; в университетский подвал они спустились быстрым, едва ль не бегущим, шагом, заговорив лишь тогда, когда дверь за ними закрылась, оставив их наедине с недвижимым телом, горящими подле него светильниками и инструментами, разложенными в готовности.
— Все же не понимаю, — повторил уже сказанное сегодняшним днем Штейнбах. — Я мог управиться и в одиночестве, утром вы получили бы мой отчет о вскрытии.
— Профессор, я ни в коей мере не подвергаю сомнениям ваши таланты, — улыбнулся Курт, вставши у бескровного, почти молочного в полумраке лица покойного секретаря. — Однако, кроме простого любопытства к самому процессу, есть еще одна причина: до завтра я просто-напросто извелся бы от нетерпения.
— Немногие из дознавателей на моей памяти имели интерес к процессу анатомирования… Ну, если уж вы все равно здесь, станете помогать. Не сочтете зазорным, господин следователь?
— Я в этом не смыслю, — предупредил Курт, и тот махнул рукой:
— Не страшно. Будете держать светильник.
— Нет, — отозвался он поспешно и, встретившись с непонимающим взглядом, смешался. — Прошу прощения, профессор, пусть что угодно, могу руками вытащить для вас каждую кишку, но… Это долгая история. Просто: что угодно, но к светильнику я не притронусь.
— Как знаете, — пожал плечами тот, закатывая рукава и повязывая кожаный фартук, похожий на мясницкий. — Поскольку не уверен, что вы хотите обмакивать в это перчатки, стоящие половину вашего жалованья, снимите-ка их и наденьте вон те. Как знать, возможно, если уж у вас такое рвение, я попрошу вас подержать селезенку у светильника, коль скоро держать светильник у селезенки вы не желаете.
Пока майстер инквизитор, сняв куртку, облачался в такой же фартук и старые, явно не один раз побывавшие в деле, перчатки из тонкой кожи, Штейнбах прибавил фитили светильников, придвинув их ближе.
— Итак, — не оборачиваясь к Курту, сообщил он, близко наклонившись к телу, — с первого же взгляда, еще без вскрывания нутра, могу вам сказать, что я исключаю. Исключаю инсульт. Вы знаете, что такое инсульт, майстер Гессе?
— В общих чертах, — отозвался он, подойдя и встав рядом; Штейнбах указал на лицо Шлага, проведя пальцем по коже:
— При инсульте в часть мозга изливается кровь, что, как вы понимаете, с жизнью слабо совместимо. Бывает, живут, однако же таковое повторяется снова и снова, при каком-либо переживании, напряжении… Да и просто — человек стареет, организм крепче не становится.
— Этот молодой.
Штейнбах кивнул, грустно усмехнувшись:
— И младенцы умирают в колыбелях, причем не всегда в этом виноваты…
— Я знаю. Няньки-колдуньи и прочее… — Курт с интересом покосился на лицо человека рядом и поинтересовался с несдерживаемым любопытством: — Скажите, Райзе учился у вас?
— У меня, все верно… Итак, возвращаясь к нашему другу; инсульт я исключаю по той причине, что после такового судорогой сведена часть тела. Если бы, скажем, кровь излилась в левую половину его мозга, правая была бы скрючена и парализована, ad vocem,[36] если б после такого довелось выжить.
— Правая? Почему правая?
— До конца сие еще не изучено, однако же закономерность очевидна и подтверждена: все то, что происходит в одной половине мозга человека, имеет влияние на противоположную половину его тела. Кстати сказать, некоторые из особо увлеченных исследователей задумались над тем фактом, что, хотя большая часть человечества предпочитает пользоваться правой рукой для письма, поглощения пищи или удержания оружия, случается явление тех, кому более удобно все это делать левой рукой. Поскольку факт дьявольского участия мы с вами обсуждать не будем, остается предположить, что на пользование той или другой руки имеет влияние развитость той или иной половины мозга более или менее.
— В академии меня переучили на правую руку, — несколько обиженно отозвался Курт. — «Следователь Конгрегации не может быть помеченным Дьяволом»; чтоб люди не косились… Однако левой я до сих пор и пишу, и бью лучше; по-вашему, я недоразвитый?
Штейнбах рассмеялся, отечески похлопав его по плечу, и качнул головой:
— Нет, майстер Гессе, вы не так поняли. Чтобы вам было проще уразуметь, опишу это так: вообразите, что от вашего мозга к прочему телу тянутся ниточки, им управляющие, но не напрямую, а как бы крест-накрест. Можете в этом увидеть божественный символизм, если вам так больше нравится. К одной половине тела ниточек идет более, нежели к другой, и они крепче. Стало быть, в вашем случае от левой части мозга их тянется меньше; вместо нее их закрепила на себе правая половина.
— И о чем это говорит?
— Господи, юноша, и без того я вам сообщил в некотором роде открытие, а вы от меня требуете подноготную человечьей сущности!.. Понятия не имею, о чем это говорит. Спросите у меня об этом лет через сто пятьдесят; а теперь давайте-ка вернемся к делу. Стало быть, так: ни паралича, ни судорог мы у нашего гостя не наблюдаем, здесь, как вы можете видеть, все в полном порядке.
— Значит, смерть вызвана не естественными причинами?
— Не спешите, господин следователь, экий вы быстрый. Вполне возможно, что, открыв брюшную полость, я обнаружу cirrocis в последней степени…
