Джоэл Розенберг - Серебряный камень
Отстегнув ремень, на котором висел меч, он положил «Покорителя великанов» рядом, так чтобы меч слегка касался острия копья. Ивар дель Хивал стал было укладывать у копья и свое оружие, но вовремя одумался — передал оружие Йену, и тот аккуратно положил его. После того как солдаты бегло обыскали путников, Агловайн Тюрсон повел их по коридору со сводчатыми потолками, затем спустился вниз в какой-то темный проход и, миновав его, оказался перед массивной дубовой дверью.
Дверь эта бесшумно распахнулась, едва к ней подошли люди.
Хоромы маркграфа имели примерно те же размеры, что спортзал в школе, где учился Йен. На полу лежал толстый ковер цвета крови, той, что фонтаном хлещет из свежевспоротой артерии. Ковер не был сплошным — в нем имелись проходы из зеленого мрамора, причем не мраморные плиты лежали на ковре, а мраморный пол проступал в прорезях ковра.
В одном углу возвышался стол в окружении десятка кресел, в другом располагались явно не вписывавшиеся в общую картину предметы — обычная прялка и два простых деревянных стула, еще один угол занимало бюро, заваленное грудами бумаг, а посреди помещения теснились низенькие банкетки, уютные диванчики и массивные мягкие кресла. Там визави восседали маркграф и девушка. Поблизости сидел в кресле молодой человек, некая разновидность Агловайна Тюрсона, только чуточку моложе.
При появлении чужаков маркграф поднялся. Это был худощавый, рослый, коротко остриженный, у висков уже начинавший седеть брюнет. Как и Агловайн Тюрсон, левой металлической рукой он придерживал меч, однако у хозяина ножны воспринимались не более чем модным аксессуаром, дополнением к одежде.
Юноша не успел хорошенько разглядеть маркграфа, поскольку от вида присутствовавшей здесь особы женского пола у него вдруг буквально перехватило дыхание.
Он не мог понять, что в ней так поражало. Спору нет, довольно миловидное создание — блестящие волосы цвета вороньего крыла свободно ниспадали на плечи и спину, высокие скулы и поразительные синие глаза, изящный носик, полные алые губы… Черное, шитое серебром одеяние девушки, удачно сочетавшееся с сединой маркграфа, шедевр с точки зрения колористики, завершалось высоким, изысканно-простым и строгим воротником, который так и подмывало расстегнуть, а идущий почти до левого бедра разрез обнажал нежнейшую кремовую кожу стройной ноги; ноготь большого пальца обутой в сандалию ножки был подкрашен искусно подобранным под цвет глаз лаком. Руки молодой дамы, не отягощенные бижутерией и без намека на лак для ногтей, покоились на коленях.
Йен изо всех сил старался сосредоточить внимание на маркграфе. Черт побери, возьми себя в руки, задница этакая! — во все тяжкие клял себя юноша. — Кровушка, видите ли, заиграла при виде взятой где-нибудь в качестве трофея женушки маркграфа!.. Обрати на нее слишком много внимания — и вряд ли у тебя здесь найдутся друзья!
В зале повисла странная тишина, потом Ивар дель Хивал, прокашлявшись, многозначительно уставился на Йена.
Ох-ох-ох. В чужом монастыре…
— Приветствую вас, маркграф, — произнес юноша. В обычае вандестов было присовокуплять многочисленные титулы, но, по мнению Йена, лучше уж прослыть неотесанным хамом, нежели споткнуться на каком-нибудь экзотическом звании, так что он решил ограничиться лишь главным из них. — Мое имя Йен Сильверстейн, — по-берсмальски представился юноша, — хотя нередко меня называют и Йеном Сильвер Стоуном.
— Приветствую тебя, Йен Сильвер Стоун, — ответил маркграф. Голос у него оказался неожиданно высоким, что, по мнению Йена, явно не вязалось с внешностью хозяина — юноша ожидал услышать сочный баритон. — Я Эрик Тюрсон, маркграф Внутренних Земель, — продолжал он, не удосужившись представить ни своего отпрыска, ни супругу. Видимо, здесь крылась какая-то хитроумная уловка этикета — ладно, ничего страшного, Ивар дель Хивал просветит его на этот счет.
Потом.
— А твоих спутников зовут…
Когда Эрик Тюрсон повернулся к Арни Сельмо и Ивару дель Хивалу, в этом жесте нельзя было усмотреть и намека на угрозу, однако Йен прекрасно понимал, что маркграф способен на любое коварство, тем более сейчас, в стенах своего замка, в окружении как минимум десятка вооруженных стражников, в бессловесном высокомерии как бы предупреждавших: не рыпайтесь, гости дорогие, мы не хуже вас знаем, как с мечом управляться.
— Ивар дель Хивал, — представился Ивар дель Хивал, — младший чин Дома Пламени, присягнувший на верность новому Герцогу.
— Кажется, я уже где-то видел ваше лицо, — молвил маркграф.
— Лицо — так себе, ничего особенного, но я к нему за долгие годы успел привыкнуть.
Йен никак не мог взять в толк, к чему весь этот спектакль, он не сомневался, что маркграф знает о них всю подноготную — наверняка Агловайн Тюрсон отправил вперед гонца.
— Стало быть, вы сопровождаете Йена Сильвер Стоуна… А с какой целью? — Маркграф тут же протестующие вытянул руку. — Нет-нет, не торопитесь, придумайте хорошую историю. Я имею в виду, припомните те события жизни, что привели вас сюда. — Он повернулся к Арни. — А вы?
Арни, вытянувшись в струнку, отрапортовал:
— Арнольд Дж. Сельмо, капрал Седьмого кавалерийского, ныне в отставке.
Все это он выпалил по-английски, наверняка не найдя берсмальского аналога. Йен даже не сообразил, дурачится ли старикан или же совершенно серьезен. Рапорт его звучал явно не к месту, но в нем не было ни следа иронии или издевки. Взяв под козырек, Арни не опускал руку, пока маркграф довольно неумело не ответил ему — растопырив пальцы и вывернув ладонь наружу. Впрочем, сейчас вряд ли уместно обращать внимание на мелочи.
Легким кивком маркграф велел посетителям садиться.
— Ну, тогда не перейти ли нам к делу?
Девушку так никто и не представил; она откинулась на спинку кресла и, скрестив ноги, пригубила из чашки дымящегося чая, неотрывно глядя на Йена.
— По-моему, достопочтенный маркграф, — заговорила она, — здесь упоминали о некоем паромщике и его требовании.
Насколько неожиданно высоким показался Йену голос маркграфа, настолько же его удивил низкий, грудной голос девушки, музыкальный, богатый оттенками, сладкий, хотя ухо могло различить в нем и едва заметную хрипотцу, как у гобоя. Она смотрела на Йена поверх чашки, и в этом взгляде было что-то такое, что ввергало юношу в полнейшую растерянность.
— Маркграфиня, конечно же, права, — кивнул маркграф. — Хотя, полагаю, речь идет все же не о требовании, а, скорее, о просьбе. Требование — это было бы уж чересчур.
Йен никак не мог представить себе Харбарда в роли смиренного просителя, однако скрывать от маркграфа ничего не собирался.
