Николаос - Ангелы молчат
Организовав тихий час, я проведал Эву, потом закрылся в кабинете Киры и попытался углубиться в запущенные дела. С третьей попытки у меня получилось. Окружающих всегда удивляла моя способность спать по три часа и хорошо себя чувствовать, но я привык, вспоминая об этом качестве с благодарностью во время сессий и госэкзаменов.
Роясь в бумагах, я съел полхолодильника нашего НЗ, скурил десяток сигарет, потом передремал пару часов и не успел оглянуться, как наступил вечер. Он наступил телефонным звонком. Звук казался абсолютно инородным после целого дня тишины, будто я никогда ничего подобного не слышал.
— Перри.
— Да, Лассе?
Голос его был еще более нездешним, чем звонок. Как, впрочем, и всегда.
— Я кое-что вспомнил.
— О сфинксе?
— Нет, о прошлогодних тварях. Ты что-нибудь слышал про Клуб?
Я поперхнулся кофе и пока минуты две откашливался, он терпеливо ждал.
— Ты имеешь в виду Орден? — спросил я наконец.
— Выходит, слышал. Так вот… те твари — члены Клуба. Не знаю, что за порода, я такого никогда не видел, но они — то же самое. Я это еще тогда почувствовал, просто не понял. Зная Орден, трудно поверить, что они могут так выглядеть. Они всегда были… очень хороши собой.
— А почему ты решил, что мне нужно это знать?
— Ты не понял?
— Нет пока.
Пауза.
— У тебя была такая реакция на Орден… я думал… Перри, ты что, знаешь Орден только понаслышке? Лично ты их не встречал?
— Нет, — ответил я и чуть не добавил: слава Богу.
— Тогда ясно. То, что ты рассказал про вторую — красные глаза и все прочее. Красным глаза светятся только у сетхов и у членов Ордена. Сетхов, думаю, ты не раз видел.
— Да, они не кусают жертв, у них и зубов-то нет.
— Следовательно…
— Ух ты, черт! Я понял, спасибо. Только вот…
— Что?
— Тебе я не говорил про вторую. Я сказал про сфинкса, но не про вторую.
— Откуда я узнал, имеет значение?
— Нет, но…
— Нет, но. Хорошо, Перри, ты не говорил, у тебя прекрасная память. Но Джош сказал Заку.
— А сказать Заку — все равно что заказать рекламный щит в центре города…
— Лучше не скажешь. Ты доволен?
— Извини.
— Не извиняйся. Тем более что у меня к тебе просьба.
Да все что угодно… По крайней мере — что в моих силах.
— Я слушаю.
— Если узнаешь что-то, позвони мне. Я хочу быть в курсе.
— Хорошо. Еще раз спа…
Он повесил трубку.
Я сел в кресло, пытаясь собрать информацию до кучи. Зачем Лассе понадобилось быть в курсе наших дел, интересовало меня, конечно, но в последнюю очередь. Он подтвердил то, о чем мы уже догадались — существо, которое было со сфинксом и участвовало в нападении на Эву — член этого гребаного Клуба. Теперь мы это знаем. Подружка Рэйни это или нет — пока неизвестно, но уже близко. Я с опозданием пожалел, что не расспросил Лассе про Клуб подробнее, но решил сделать это чуть позже.
Как выяснилось, размышляя об этом, я уже спал.
* * *КИРА
Зомби тоже могут играть в баскетбол.
Я подскочила, не сразу сообразив, в каком я мире. Потом в полумраке вырисовались контуры тела, сопящего на кушетке — и это сопение уже напоминало стон. Жалюзи были очень плотные, и трудно было сориентироваться во времени суток.
— Джош! — позвала я тихонько. — Джош, проснись!
Он поднял голову.
— А? Что?
— Тебе снился кошмар?
— Угу… — Он приподнялся, протирая глаза тыльной стороной ладони. — Кошмар. Снилось, что я реву, как девчонка… и все вроде правильно, но мне так плохо… Что-то случилось?
— До меня дошло! Перри когда-то проговорился, что дочка Утора страдает ликантропией. Дочь Утора — лунатик!
— Имоджен?
— Нет, другая. Фокси.
— Ну и что? Она же умерла.
— А если нет? Я ее тела не видела. Так что она запросто может быть тем сфинксом, которого мы ищем. Рэйни сказал, что остается еще один, кроме меня и Фокси. Может, не кроме Фокси? Может, это она и есть?
Он прямо подскочил на своей лежанке.
— Но подожди — ты была ее лучшей подругой и не знала, что она лунатик?
— Если сфинкс, то могла и не знать. Это же не волки, превращения можно кое-как контролировать. Видел, как перекидывалась Беати? По щелчку.
— Ну ни фига себе озарение… Это надо обмыть.
Он вытащил из холодильника две банки пива. Джош обожает пиво, как я — кофе, а Перри — сигареты. Поскольку наши увлечения тоже не пахнут невинностью, запрещать мы ему ничего не можем. Я постоянно намекаю, что к тридцати он заимеет брюшко, но его гибкое мускулистое тело просто без слов надо мной насмехается. Что ж, мои пирожные с кремом имеют гораздо больший шанс отложиться в кое-каких местах. И разве меня это когда останавливало?
— Так что будем делать?
— Я думаю, стоит повидаться с Аттилой Утором. Выяснить, каким именно лунатиком была Фокси.
— И что ты ему скажешь? Мистер Утор, ваша дочь жива? Нельзя идти к Аттиле без доказательств.
Иногда Джош бывает пугающе рассудителен.
— А откуда их взять? Это же только догадки.
Джош соскользнул на пол, ругаясь в поисках своей футболки. Придавленная тяжкими думами о возможном воскрешении Фокси я все-таки не отказала себе полюбоваться его голым торсом. Он явно унаследовал самое лучшее — от мамы отсутствие волос на теле и слегка раскосые кошачьи глазищи, от папаши — смуглый оттенок кожи и точеные черты лица. Вот же повезет какой-нибудь засранке…
— Знаешь, — сказал он, выплывая из полумрака прямо передо мной, — в детстве мама часто рассказывала мне сказки про своего деда из деревни. Он был колдун и лихо умел вычислять своих врагов. И не только своих. Большие бабки рубил, к нему даже из города вечно приезжали какие-то тузы.
— Вот бы нам так — раз, костерчик разжег, заклинание сказал — и готово.
— Да никаких заклинаний там не надо было.
Я села на диване.
— Можно подумать, ты помнишь.
— И помню. Что там помнить? Он вызывал даппи, и тот сам приводил его прямо к дому врага.
— Что за даппи?
— Типа зомби. Или дух. Находишь могилу с именем жертвы и так далее. Очень просто. — Вдруг он скатился с кушетки и подошел ко мне. — А давай попробуем, а? Кладбище недалеко.
— Ты совсем сбрендил, Джош.
— Почему это? — Его глаза поблескивали от переизбытка энергии после сладкого сна, хоть и закончившегося кошмаром. — Что мы теряем?
И действительно. Сейчас мне отчего-то не казалась абсурдной эта идея. Вечером, когда умирает день, все немного другое на вкус, цвет и запах, предметы и слова будто слегка деформируются, совсем чуть-чуть, но образуют лазейку в другую реальность. Реальность, которая умрет с первыми лучами солнца.