Андрэ Нортон - Год Крысы
Еще я надела широкое ожерелье, серьги, достаточно тяжелые, чтобы болезненно оттягивать мои уши, свободные браслеты и пояс.
Мне уложили волосы витками, заколов их шпильками, украшенными головами песчаных котов. Однако я отказалась от содержимого многочисленных бутылочек и баночек — всего, что предназначалось для того, чтобы сделать губы ярче, брови длиннее и изготовить из лица маску для придворного праздника. Я также отказалась от предложенных духов, приведя в великое смятение двух служанок. Наконец я отослала их приказать подать мой паланкин и осталась одна.
Торопливо я достала шкатулку Равинги. Когда я открыла ее, по комнате разлилось благоухание, сильнее, чем запах духов, от которых я только что отказалась. Я села, держа в руках зачарованный кристалл, и заставила себя надеть цепочку, спрятав ее полностью под одеждой. Пустую шкатулку я положила в расписной горшочек на полке у окна.
— Госпожа Дома, — послышался из-за занавесей голос, и Касска сразу же вспрыгнула на полку, закрывая собой горшочек.
Снаружи стояла моя служанка Руффин. Ее глаза расширились, когда я вышла. Она попятилась, поднимая руки в новом приветствии.
— Госпожа Дома, какая радость! Высший Дух с вами!
— Надеюсь, — ответила я.
Этим вечером мне будет нужна вся милость, что может ниспослать мне Высший. Чары Равинги действовали хорошо, хотя я не испытывала ни ожидаемой боли, ни возбуждения, про которые часто говорят между собой женщины.
Руффин казалась несколько озадаченной моим спокойствием. Но я не знала, как мне полагается вести себя в таких обстоятельствах, и решила, что следует скромно молчать и держаться настолько замкнуто, насколько это будет возможно. Надо постараться, чтобы на самом деле не оказаться в центре внимания всех мужчин. По счастью, обычай был на моей стороне. Возможные партнеры не должны пытаться завязать отношения с вошедшей в пору девушкой, если та не выказывает к ним интереса, хотя от их внимания это ее все равно не спасает.
Я опустила занавеси паланкина, как только оказалась внутри. Слухи уже должны были разойтись по дому, а за ними последует обсуждение, к кому из знати я окажусь благосклонна. Иногда процесс выбора продолжается много дней. Девицы скромничают перед холостыми воинами и придворными. По крайней мере, мне не придется этим заниматься — моя предполагаемая судьба разъяснится сегодня ночью.
В ПОКОЯХ КОРОЛЕВЫ
Берниен держала в руке кубок. У его содержимого был странный металлический запах. Ей ничего так не хотелось, как отбросить кубок подальше от себя. Но, несмотря на отвращение, девушке приходилось удерживать его обеими руками, чтобы из-за их дрожи не брызнуть напитком на роскошные праздничные одежды.
— Пей!
В приказе не было ни тени мягкости.
Королева Юикала стояла перед ней, облаченная в новое роскошное платье зимнего снежно-белого цвета, усыпанное алмазным инеем. Голову венчал убор из белого меха, расчесанного и закрепленного на манер усеянного бриллиантами шлема, закрывающего волосы. С груди и до самой талии струилось сковывающее движения ожерелье из серебра и алмазов. На взгляд Берниен, она была олицетворением воли, которой никто и никогда не посмеет противиться.
Кубок все равно вибрировал, несмотря на все усилия девушки сдержать дрожь в поднимающих его руках.
Королева чуть пошевелилась, словно собираясь выхватить сосуд и силой поднести к губам Берниен, чтобы заставить ее проглотить его содержимое.
Берниен слабо застонала, но выпила. Она почувствовала себя так, словно отхлебнула огонь. Страшный жар обжег ее горло и угнездился в животе. Она пошатнулась. Юикала цепкими пальцами жестко схватила ее за плечо и заставила устоять.
Девушка задыхалась.
— Пожалуйста…
Внезапно слабость отпустила ее. Боль тоже ушла, хотя жар продолжал пылать в ней. Как ни странно, этот жар быстро рассеял все ее страхи. Чего ей бояться? Она почувствовала прилив сил и вырвалась из пальцев королевы. Ее бабушка ослабила хватку за мгновение до этого. Юикала кивнула.
— Отлично. Но помни, что тебе говорили.
Берниен высоко вскинула голову. Впервые с того самого момента, как ее призвали ко двору, ей не хотелось спрятаться. Почему она должна прятаться, если с этой ночи она станет первой госпожой империи, избранной спутницей императора, как ей обещала бабушка?
— Я помню, — даже в голосе ее прозвучала новая, уверенная нотка. — Я должна оставаться рядом с тобой и не замечать, если кто-то из знати обратит на меня внимание. Есть только один человек, который имеет значение.
Королева отступила на шаг и окинула ее с головы до ног оценивающим взглядом.
— Неплохо. Пора идти.
ХИНККЕЛЬ-ДЖИ
Мурри сидел передо мной, и я чувствовал его критический взгляд. Как обычно, я был закован в тяжелое одеяние, длинный шлейф тянулся за мной по полу при движении. Это меня не просто раздражало — о шлейфе приходилось постоянно помнить. Он был зеленовато-синего цвета, расшитый овалами, которые должны были изображать кошачьи глаза, в центре каждого из них был драгоценный зрачок, бледный, как алмаз, но с зеленовато-голубым оттенком, — это были новые камни, совсем недавно обнаруженные в лавовых выбросах Азенгира. Верхнее платье было оторочено пышной, расчесанной гривой ориксена. На плечах жестко стоял меховой воротник, двумя полосами спускаясь спереди до талии, где его перехватывал широкий, усыпанный драгоценными камнями пояс. Голову венчала тесная шапка, охваченная несколькими кольцами оправленных в серебро драгоценных камней. Я видел в зеркале марионетку-императора, почти не видного за своим убранством, и не в первый раз подумал об издании указа, касающегося перемен в придворном платье. Но обожающие роскошь придворные станут ему повиноваться в той же мере, как изгои — указу о мире с песчаными котами Я снова ощутил мысленную усмешку Мурри.
— Великолепно подойдет для странствий, — заметил он. — Что происходит в головах собравшихся здесь, брат, что им приходится так закутываться? Ведь так им даже не потанцевать как следует.
Я вспомнил изящные высокие прыжки и парение, из которых и состояли танцы народа моего брата, и рассмеялся.
— Нет, я не смогу так танцевать, Мурри. Нам не знакома свобода вашего народа. Не важно, этой ночью у меня найдутся и другие дела.
— Твоя пара, брат?
Я так затряс головой в отрицании, что чуть не уронил венец.
— Не так. Правда, при дворе ее будут считать таковой. Ей будет безопаснее ехать с нами, чем оставаться здесь. Когда мы отправимся в путь, ты будешь оберегать и ее тоже.
Он зевнул, встал и пошел к двери.
