Ольга Голотвина - Пасынки Гильдии
Усилием воли юноша заставил себя выбросить из головы жуткую картину. Какие еще звери? Только зверей ему не хватало! Море – оно море и есть, а вонь объясняется просто: где-то рядом коптят рыбу.
А вот решетка – отнюдь не плод воображения. Решетка существует, да еще какая!..
Щегол все еще был в мешке. Единственное послабление, которое ему сделали, – завязали мешок ниже, на шее, так что голова торчала наружу. Стало легче дышать. Но если здешние мерзавцы ждут от пленника благодарности, они крепко ошибаются!
Оставшись в одиночестве, Щегол принялся извиваться, дергаться, пытаясь порвать или распутать веревки. Это не удавалось, но юноша не оставлял попыток. Только эта ярость, только усилия мускулов спасали его от безумия.
Легко быть храбрым при свете дня… но во мраке, когда мир сужается до кончиков пальцев протянутой руки… да и ту протянуть страшно – чего она коснется во мраке?..
Что уж говорить о связанном человеке, вокруг которого темнота свернулась тугим коконом, и сквозь этот кокон прорывается лишь густая вонь и рев прибоя?
Пленник быстро понял, что лежит на груде тюков с чем-то мягким. (Разбойничья добыча? Контрабандные товары? Да какая разница! Главное – самому не стать товаром!) А когда удалось скатиться с этой груды, за нею оказалась решетка. Вот эта самая.
Веревки, мешок, решетка. Мрак, одиночество, безнадежность.
Как такое могло случиться с ним, именно с ним?
Да, он рисковал, это нравилось, это придавало жизни остроту – вроде тех изысканных приправ, что привозят с Проклятых островов.
Как же вышло, что пряность обернулась ядом?
Риск был игрой… ну, не стоит лгать самому себе: всегда помнилось, что рядом, близко, почти за спиной – надежный защитник, опытный боец, всегда готовый вытащить из беды. Частенько это злило: что за риск под присмотром, под охраной? Хотелось удрать из-под опеки.
Вот сейчас и нет никакой опеки. Только море и мрак. Только веревка и мешок.
И какова цена тебе, такому рисковому, дерзкому, удачливому?
Впрочем, цену определит торговец рабами.
Бред. Вздор. Такое не могло с ним произойти. С кем угодно, только не с ним.
Рокот моря, отраженный от каменных стен. Жалкий, беспомощный червяк в огромной раковине.
Веревки, мешок, решетка. Черная тоска и одиночество…
Одиночество? С чего он это взял?
Кто знает, вдруг рядом люди?.. Нет, на постороннего человека, случайно угодившего в логово контрабандистов, рассчитывать нельзя, это было бы слишком чудесно, а чудеса – штука редкая. Но рядом могут оказаться другие пленники – в соседних клетках! Конечно, помочь они не помогут, но вместе можно что-то придумать… можно попытаться… вместе, ого!..
Надежда словно сгребла юношу за грудки и встряхнула так, что зубы лязгнули. Сразу стали ясными мысли, лопнул проклятый незримый кокон, отделивший его от мира.
Пленник понимал, что на крик могут сбежаться тюремщики. Ну и пусть бегут! Они же с факелами явятся! А значит, можно будет осмотреть и клетку, и то, что вокруг нее. А если захотят сгоряча отлупить нахальный и шумный «товар», то появится возможность увидеть, как отпирается решетка!
До этого мгновения с уст пленника не срывалось ничего, кроме резких, шумных выдохов, когда он рвался из пут, или болезненного короткого стона, когда веревки причиняли особенно сильную боль. Но теперь он раздвинул сухие вспухшие губы:
– Помогите!
Слово умерло в саднящем горле, во тьму уползло лишь шипение.
Ах, его уже и собственный голос не слушается?!
Пленник заставил себя успокоиться… ну, пусть не успокоиться, но хотя бы вновь стать хозяином своему телу. Вдохнув воздух – старательно, полной грудью. И бросил во мрак:
– Эй, кто-нибудь! Отзовись, живая душа!
И почти сразу темнота плеснула в ответ коротким, нерешительным:
– Эгей!
Как только не затерялся в буйстве морского рокота этот негромкий окрик!
Нет, конечно, померещилось… откуда здесь ребенок?!
Пленник напрягся, вслушиваясь. Проклятый злобный рокот ослаб, расплылся, ушел за грань сознания, не заслонял легкого шлепанья босых ног по камням.
И взволнованный мальчишеский голос из мрака:
– Щегол! Господин, ты?.. Ох, раньше б тебе голос подать!.. Я уж обыскался… В этой темнотище хоть осадную башню спрячь… Я это, я! Чешуйка!
Пленник всем телом качнулся к решетке, ударился о прутья щекой и плечом. Боль заставила поверить: да, не сон, не бред… а если сумасшествие, то пусть все так и остается. К демонам здравый рассудок, если он опять потащит своего хозяина в безнадежность и отчаяние!
– Чешуйка? – прохрипел юноша, разом вспомнив треугольную чумазую мордашку со смешным курносым носом и серыми глазищами. – Ты… откуда?
– За телегой бежал! – с гордостью отозвался мальчишка. – А потом ходил, искал… я ж тут каждый уголок знаю!
Правильно. Кому и знать каждый угол в воровском логове, как не беспризорнику? Такие сначала на посылках у взрослых – сбегай, разузнай, передай… а потом вырастают и сменяют старших на разбойничьей тропе или в челноке контрабандиста.
– А чего за телегой бежал? – с неожиданной подозрительностью спросил Щегол.
– Ну, как же! Господин мне всегда денег давал… а сегодня даже серебро! – неумело выложил беспризорник малую частицу своего восхищения и своей преданности.
Мешок с «живым товаром» дернулся во мраке.
– Будет и золото, Чешуйка, будет золото! – жарким шепотом посулил Щегол. – Уж поверь… только сбегай, приведи стражу…
Темнота ответила возмущенным сопением.
– Угу. Как только море закипит и уха из него сварится! – гордо ответило дитя Трущобных Чертогов. – Чтоб я сюда «крысоловов» притащил?! Да чтоб мне руки-ноги переломало и в узел завязало! Меня наверху, в коптильне, сколько раз от пуза кормили! Прямо к общему котлу сажали и…
Мальчишка замолчал, словно поперхнулся неосторожным словцом.
Щегол понял причину его смятения.
– Да не проболтался ты, не проболтался! Что я, запаха не слышу? Даже тюки, на которых я лежал, провоняли дымом и копченой рыбой.
Оба помолчали. Только море рычало – предупреждало, угрожало.
Наконец мальчишка хмуро сказал (Щегол словно увидел сквозь мрак его насупленную физиономию):
– Цепь заклепаешь?
– Чего?..
– Ну, клятву дашь, что не запалишь коптильню?
Щегол ответил не сразу:
– Идет. Поклянусь… то есть заклепаю цепь.
Не столько слова, сколько эта заминка убедила мальчишку в искренности собеседника. Не с ходу клятву швырнул, подумал сначала.
– Говори, – сурово произнес Чешуйка. – Если на коптильню беду наведу, чтоб мне заживо сгнить, на костер не лечь и в Бездну пути не найти!
Пленник с должной истовостью повторил эти грозные слова (отметив про себя, что в клятве не упоминается Аруз – стало быть, свести счеты с трактирщиком не возбраняется).
