Алена Алексина - Перехлестье
Нет.
Он не ушел. Стоял там, где она с ним почти столкнулась. Василиса видела лишь ноги, обутые в видавшие виды сапоги. Красивые такие ноги… не худые, ровные… вот любила Васька красивые мужские ноги, а эти…
Девушка залилась краской, понимая, что думает вообще НЕ О ТОМ! Хороша прелестница — толстая, мятая, потная, багровая от натуги да еще и с девицей через плечо! А плевать! Может и к лучшему, что кроме ног, ничего не видно. Может, он сверху урод какой? Или не урод. Что еще хуже. С Васькиным–то счастьем. Ведь обычно все кавалеры, по которым она вздыхала, предпочитали суповые наборы с отсутствием интеллекта. Так что романтику приходилось строить с другими, и это было скорее печально, чем захватывающе.
"Соберись, тряпка!"
— Уважаемый! Не будете ли вы так любезны сопроводить двух прекрасных дев к харчевне "Кабаний Пятак", а заодно принять у одной из дев тело другой, потому что первая дева щас просто помрет?
Эта впечатляющая и путанная речь заслуживала столь же цветистого ответа, однако вместо этого в тишину улицы упало банальное:
— Нет.
Как это — нет? Здоровый конь будет идти и смотреть что ли? Это так разъярило Василису, что красота ног вышеозначенного "коня" сразу же оказалась забыта.
— Что значит "нет"?! — надеясь, что ослышалась, переспросила она.
— Я не возьму тело одной из дев у другой из дев, — вполне доступно ответил он.
— То есть мне, что ж, самой ее тащить?
— Да.
Стряпуха скрипнула зубами:
— То есть и проводить нас до харчевни любезный господин не соизволит? Нижайше прошу! — прошипела кухарка. — Даже умоляю. Только пусть господин побыстрее определяется, а то одной деве тяжело другую деву держать!
Мужчина развернулся и медленно пошел вперед, иногда останавливаясь, ожидая спутницу. Точнее спутниц.
Сколько поворотов они миновали, девушка не считала, но вот оно, родное крыльцо "Пятака"! О счастье! На радостях Васька так резво устремилась вперед, что даже обогнала своего проводника.
— Дверь открой, лось сохатый!
Недавний конь, переименованный в лося, молча шагнул вперед, распахивая створку, и Лиска потащила Зарию дальше. Остановилась. Помолчала. Вздохнула. Подумала о том, что сегодня перебрала, наверное, всех копытных от козла до лося. Устыдилась и миролюбиво спросила:
— Зайдешь?
— Нет.
М-да. Незнакомец слова явно экономил.
— Так!
Василиса резко обернулась и отчеканила:
— Ты пройдешь сюда, сядешь, и подождешь, пока я дотащу эту… дурищу.
Мужчина переступил с ноги на ногу и озадаченно спросил:
— Зачем?
— Надо! — рубанув так, Василиса взвыла во всю мощь легких: — БАГОЙ!
— Чего орешь–то?
Повернувшись, стряпуха наткнулась на препятствие — хозяина харчевни, выскочившего на ее вопль в одних подштанниках. Тут уж девушка не сплоховала, и ловко свалила свою ношу прямо на корчмаря.
— Держи подарок.
— Тю! — искренне удивился мужчина, перехватывая бесчувственное тело. — Ты ее поколотила что ль?
— Я ее спасла! — огрызнулась Лиска.
Посмотрев в багровое лицо обычно улыбчивой девки, Багой удержался от расспросов, и, пробурчав что–то про двух бешеных куриц, понес Зарию наверх.
Вдох. Выдох. Спокойно, Вася, спокойно. Ну и пусть ночь почти не спала. Пусть едва от натуги глаза не вылезли. Зато сделала доброе дело. И похудела, наверное, тоже. Правда, впереди теперь целый день у плиты, да еще и без помощницы, но где наша не пропадала?
Развернувшись, чтобы пойти на кухню, девушка краем глаза заметила, что мужчина, проводивший ее до "Пятака", все еще стоит в дверях, не переступая порога харчевни. Взошедшее солнце светило ему в спину, не давая разглядеть лицо, но Ваське до этого не было никакого дела. Твердо вознамерившись отблагодарить (он, конечно, не помог тащить чернушку, но мало ли какие тут законы) незнакомца вкусным завтраком, она даже не допустила мысли, что последний может сопротивляться.
Поэтому, решительно выдохнув, Василиса подошла к мужчине и просто–напросто втащила его в корчму и поволокла к столу. Толкнула на лавку и убежала на кухню. Еще ж готовить. Не водой же с коркой хлеба благодарить этого добродея.
Грехобор и дэйн
Грехобор смотрел на свой левый рукав, не отрываясь. Смотрел, смотрел, и все не мог понять, чего, собственно, ждет? Грома? Молний? Появления богов или дэйнов? Воплей ужаса с кухни? Ничего. Лишь за стеной грохотала горшками его новая знакомая да сонно жужжала под потолком одинокая муха.
До него дотронулись.
Пусть и не совсем до него, всего лишь до рукава рубахи, но не просто случайно прикоснулись, а втащили под кров, куда он никогда бы сам не зашел, усадили за стол…
Мужчина потер руками лицо, пытаясь осознать случившееся. Как? Как она смогла? Она ведь даже… в этот миг перед ним с грохотом поставили тарелку, на которой горкой высились оладьи, щедро политые сметаной. Маг смотрел. Еда. Человеческая. Пахнет домом. Она превратится в пыль и грязь в его руках. Он ведь не может принимать угощение, есть из одного блюда с обычными людьми. Не может…
— Что ты на них смотришь? — откуда–то издалека донесся удивленный и настойчивый голос.
Что он мог ответить?
— Хозяйка…
— Ешь, — и в голосе сталь. — Ну!
Красивая рука подхватила толстый блинчик, обмакнула в сметану и поднесла к его губам.
— Ешь, говорю. Худой, как смерть!
Грехобор открыл рот, чтобы отказаться, но настырная девка так ловко впихнула туда блин, что он подавился невысказанными словами.
Боги!
Мужчина прикрыл глаза.
— Нравится? — ее голос потеплел.
Странник в ответ пробормотал что–то невразумительное. Ему не хотелось говорить. Да и отвык он от разговоров. Ему хотелось только одного — наслаждаться вкусом, настоящим вкусом умопомрачительной еды. Ничего не слышать, просто… ощущать…
— Ну, дальше сам. Я тебе не нянька.
Большие руки неуверенно взяли с блюда пухлый блин, и Грехобор откусил еще кусочек, уже заранее понимая, что сейчас произойдет. Привычная горечь наполнит рот, стечет по языку в горло, но… вкус был таким же удивительным, как и в первый раз.
Он ел медленно, прикрыв глаза. Наверное, нужно было поглощать лакомство с жадностью оголодавшего пса, но он не мог. Потому что в этом случае все закончилось бы слишком быстро. Непростительно быстро.
Посетители приходили и уходили, а он все сидел над огромным блюдом, медленно, словно во сне, жуя. Он съел все и откинулся на спинку скамьи, впервые за девять лет чувствуя себя сытым. И только теперь заметил, что все это время стряпуха сидела напротив, подперев кулаками подбородок, и… смотрела. Просто смотрела, чуть улыбаясь.
