Марина Дяченко - Бастард
— Другого пути нет.
И Станко двинулся вслед за проводником, глядя в землю: идти было гадко и страшно.
А в овраге тем временем поднялся ветерок, и тела повешенных грузно закачались. Один медленно, тяжело повернулся вокруг своей оси; мечи двух других, соприкоснувшись, тускло звякнули.
— Наваждение, — бормотал успокоительно Илияш, — тут полно страшных наваждений… Кровь стынет, а безопа…
Они оказались под самой веткой; длинно, тягуче заскрипело дерево, скрип морозом продрал по спине Станко, он охнул и наступил на пятку Илияшу…
В этот момент повешенные ожили.
Веревки, захлестнутые вокруг осмоленных шей, мгновенно и неимоверным образом удлинились. Кованые сапоги коснулись земли, и земля застонала. Трое оказались прямо перед путниками, еще трое — сзади.
По-прежнему привязанные к ветке, как псы на длинных поводках, черные, оскаленные, трупы одновременно вскинули мечи.
— Спина к спине! — взревел Илияш, и этот крик вернул мужество ослабевшему, оцепеневшему Станко. Трясущейся мокрой рукой он выдернул меч из ножен.
Добрые духи! Думал ли кузнец, думал ли искусный оружейник, думал ли старый наемник Чаба, что этот светлый, для благородного дела кованный меч встретится с…
Спина Станко плотно прижалась к спине Илияша. Тому придется совсем туго — у него только палка и длинный кинжал…
Висельники, став кругом, одновременно сделали шаг вперед. Я умру, подумал Станко. Меч готов был вывалиться из его руки; добрые духи, им достаточно глянуть в лицо — и умереть…
Но в это время обрушились шесть мечей, и тело Станко, закаленное, вышколенное с детства тело выручило бедную, ошалевшую от ужаса голову.
Рука сама, не дожидаясь приказа, выбросила оружие навстречу оружию врагов; кисть, неутомимая, гибкая кисть пошла вращаться, как мельничное колесо, успевая отбивать и удары, направленные против Илияша. Глаза, приученные видеть и прямым, и боковым зрением, не давали противнику напасть врасплох. И когда зазвенела сталь, когда Станко понял, что сражается — тогда только схлынул немного панический ужас и проснулись в душе остатки хладнокровия.
Он чувствовал спину Илияша. Он чувствовал каждую напряженную мышцу проводника, тот с кинжалом, с кинжалом и палкой против трех мечей, его надо прикрыть… Висельники дрались молча, а Илияш хрипло выкрикивал непонятные, но яростные боевые кличи… Но и он держится, молодец, проводник, прикрой мне спину… Чего их бояться, это же гниль, это же трупы, это же падаль… Раз не умерли — помоги им, Станко, умереть дважды!
Удар — отражение. Удар…
Один из висельников не устоял против блестящего потайного приема старого Чабы. Сверкающий меч Станко на треть вошел ему в живот.
Станко тут же выдернул оружие и отразил нападение двух других, светлое лезвие потемнело, тьфу ты, гадость… Ну, падай, ты, неудачник!
Неудачник не упал. Замешкавшись на секунду, он снова вступил в бой, хоть в животе его явственно виднелась дыра.
Станко сузил глаза: ах, так…
Он еще не устал. Он никогда не устанет. Эта гниль еще узнает, как…
И его меч обрушился на голову другого, развалив ее до самой шеи, так что в стороны полетели комья плоти и куски смолы!
Он едва успел выдернуть оружие — ему чуть не отрубили руку. А тот, с разваленной головой, продолжал биться, как ни в чем не бывало!
Сзади хрипло выругался Илияш. Станко закричал; это был истошный крик отчаяния. Мертвецы оказались неуязвимыми; жутко ощерившись, они двигались четко и слаженно; просмоленные веревки на шеях придавали им сходство с марионетками.
— Да пропади же! Пропади! — орал Станко, метя в пустые глазницы, когда два меча одновременно захватили его оружие, рукоятка вырвалась из руки, чуть не вывихнув кисть, и светлый меч взлетел высоко в послеполуденное небо.
Он летел долго и красиво; он поворачивался, ловя на лезвие солнечные блики; он на мгновение задержался в зените, чтобы так же медленно и красиво ринуться вниз…
— Пригни-ись!!
Станко все еще, как завороженный, следил за мечом — а Илияш, отбросив палку, взвился в воздух и схватил еще теплую рукоятку:
— Пригнись!
И тогда Станко увидел искусство боя, о котором никогда не слыхивал даже старый Чаба.
Илияш дрался с шестерыми — в одной руке меч, в другой — кинжал. Выпады его были схожи с движениями танцора; стремительно и изящно он протыкал животы и вышибал из черных рук клинки, и противники его давно легли бы трупом — если б изначально не были мертвецами.
Припавший к земле Станко не мог уследить за всеми движениями меча и кинжала. Это было зрелище, достойное сотен зрителей, это был упоительный сложный танец, так не дрался Чаба, так не дрался никто — это были новые, невиденные приемы. Но висельники оставались равнодушными к красоте; они бились, даже будучи разрубленными пополам.
Илияш зарычал — так рычит загнанный на копья зверь. Опомнившись, Станко схватил откатившуюся в сторону палку; он бил и молотил по черным головам, и пот заливал глаза, а кольцо нападавших сжималось, не давая уйти, не давая сбежать…
Станко не помнил, как меч снова оказался в его руке. Илияш сражался теперь черным, из отрубленной руки вырванным оружием. Спина проводника, горячая, мокрая, снова прижалась к лопаткам Станко; хрипя и отражая удары, парень понял вдруг, что эта спина — единственная его опора и надежда, что если он умрет — то вместе с Илияшем, и собственная его, Станко, спина послужит последним прикрытием проводнику…
Отчаянно взмахнув мечом, он рубанул почти наугад — и перерезал просмоленную веревку, стягивающую шею ближайшего мертвеца.
Мертвец оглянулся назад. Страшное лицо его ничего не выражало, но Станко померещилось удивление; зашатавшись, висельник неуклюже рухнул под ноги сотоварищам.
— Ага-а-а! — взревел Станко, и ни с чем не сравнимая злая радость тут же и вернула ему угасшие было силы. — Ага-а! Сгинь! Пропади! Падаль! Падаль! По веревкам, Илияш!
Кольцо нападавших чуть разжалось, будто в замешательстве. Мертвецы теперь действовали осторожно, боясь подставлять под удар свои драгоценные веревки-пуповины.
— Руби! — ревел Илияш, и, дотянувшись кинжалом, резанул по ближайшей веревке; та устояла, но на ней появился глубокий надрез; раненный висельник качнулся, неловко взмахнул мечом — Илияш ткнул его в грудь, веревка лопнула, и второй мертвец грянулся оземь.
Оставшиеся висельники кинулись в бой с удвоенной яростью; лишившийся руки подобрал меч сотоварища и рубился левой. Просмоленные тела упавших мертвецы подкатывали под ноги противникам, чтобы те спотыкались; Станко, потеряв равновесие, едва увернулся от смертоносного удара. Мышцы на спине Илияша ходили ходуном:
