Елена Хаецкая - Завоеватели
— Ты что, болен? — на всякий случай спросил Хильзен, хотя и так было ясно.
Синяка непонимающе смотрел куда-то вбок. Его била крупная дрожь, и он хрипло дышал. Хильзен почесал нос, выругался, но эти меры не помогли. Тогда он оттащил Синяку в сторону, загородив его от посторонних взглядов доспехами, чтобы никто ненароком не проведал о хвори, покуда Хильзен не примет посильного решения.
И вот теперь, наблюдая за экзекуцией над Хилле, юный граф был мрачнее тучи.
Неожиданно он встрепенулся.
Сильно топая, по лестнице поднимался Норг, который что-то энергично жевал на ходу и был до противного здоров, свеж и румян. Хильзен посмотрел на него с неодобрением.
— Что ты опять ешь? — спросил он. — Воруешь из котла?
— Отнюдь, — победоносно заявил Норг. — Клянусь кудрями Ран, меня угостили.
Он вынул из кармана еще один пирожок и аппетитно зачавкал. От него пахло кислой капустой.
— За последнее время ты сильно растолстел, Норг, — сказал Хильзен.
— Возможно, — рассеянно согласился Норг.
— Идем, ты мне очень нужен, — произнес Хильзен.
— Одо фон Хильзен, тебе известно о том, что ты кровавый пес? Сейчас я так обожрался, что ты побьешь меня одной левой.
— Я в любом случае побил бы тебя одной левой, — фыркнул «кровавый пес», откровенно польщенный. — Идем. Дело сугубо мирное.
Норг был заинтригован. Хильзен и «сугубо мирное дело» в его представлении слабо вязались. Он даже барышню себе выбрал — ого-го! Желтоволосой чертовке только бы мечом махать. Интересно, если Хильзен на ней женится, у них останется время делать детей?
Хильзен повернулся на каблуках и направился к доспеху. Норг слегка вытянул шею, словно пытаясь разглядеть что-то за плечом друга.
— Отодвинь этого урода, — сказал Хильзен, указывая на плоскостопый доспех.
Любопытство Норга достигло апогея. Он двинул доспех плечом, и металлические пластины с грохотом рассыпались.
На полу возле печки лежал Синяка.
— И это все? — спросил Норг, не веря своим глазам. Попасться на такую простую удочку! На его физиономии проступило горькое разочарование.
— Да, — сказал Хильзен. — По-моему, этого больше, чем достаточно.
Норг наклонился над Синякой, взял его за волосы и обратил к себе смуглое лицо с воспаленными веками и пересохшими губами. Затем вытер руки об одежду и пристально посмотрел на Хильзена.
— Что это с ним?
— Жаль парня, — хмуро сказал Хильзен.
— Жаль — не жаль, — пробормотал Норг в растерянности, — но он-то один, а нас-то много… — Он немного поразмыслил и добавил: — Хотя лично мне это не нравится. Одно дело — в бою кого-нибудь…
Он пожал тяжелыми плечами и шумно вздохнул. Его хорошее настроение начинало улетучиваться.
— И котлы он всегда чистил, — сказал Норг, растравляя себя еще больше.
Вообще-то Завоеватели были людьми агрессивными и неуступчивыми, и синякина привычка безропотно делать любую грязную работу вызывала у них раздражение. Не могли они уважать такого человека. Но с другой стороны, это было очень кстати, ибо лень — одна из основных добродетелей истинного воина, а чистить котлы иногда все-таки надо.
Хильзен сказал рассеянно, все еще думая о главном:
— А ты знаешь, что он был тогда у форта?
— Да ну! — поразился Норг. — А я думал, что мы всех перебили… — Он взглянул на Синяку с новым интересом. — То-то он мне всегда нравился.
Синяка передвинулся на полу и прижался спиной к остывшей печке. Потом он попытался встать, но зашатался и рухнул на пол. Норг вспомнил о недожеванном пирожке, который оставался у него за щекой, и энергично задвигал челюстью.
— Ну так что будем делать? — спросил он с набитым ртом.
Синяка снова сел на полу и тупо попытался улыбнуться. Губа у него треснула, и на подбородок сползла капелька крови. Хильзен ощутил острое желание послать все в хель, к чертовой бабушке, и напиться. Бьярни на его месте вообще бы думать не стал.
— Ну вот что, — сказал, наконец, Хильзен. — Его нужно убрать отсюда. Да прекрати ты жевать! — рявкнул он на Норга.
Норг поперхнулся и побагровел.
Хильзен рывком поднял Синяку. При этом рукав синякиной куртки зацепился за край заслонки, ветхая ткань треснула, и рукав повис на нитке.
— Тьфу, — с сердцем сказал Хильзен.
Он поудобнее подхватил Синяку, оказавшегося на удивление тяжелым, и заметил, что на руке чуть пониже локтя у того выжжен знак: сова на колесе. Он попробовал вспомнить, где недавно видел этот символ, но не смог.
— Он все равно помрет, зря стараешься, — вздохнул Норг, но Хильзен счел его слова недостойными ответа.
— Его нужно отнести в город и найти кого-нибудь, кто будет за ним присматривать, — сказал он и вдруг вскинул на Норга глаза. — Может быть, твоя… как ее? Далла… Может быть, она согласится? Ты говорил, она добрая…
Норг помялся чуть-чуть, а потом сказал:
— Она-то, может, и согласится, да я не хочу. — Он опасливо покосился на Синяку. — Понимаешь, там девочка, Унн… вдруг с ней что-нибудь случится…
Хильзен посмотрел на свои ногти и сказал:
— Если Бьярни его увидит сейчас, он просто вышвырнет его вон.
— Потащили… — решительно произнес Норг. — Там придумается.
Хильзен понес Синяку вниз по лестнице. Синякины ноги бессильно волочились по полу. Норг подобрал с лавки свой теплый плащ и пошел следом.
Плащ у Норга был приметный: в свое время арбалетные болты его буквально изорвали, однако упрямый Завоеватель наотрез отказался расстаться с этими лохмотьями и поставил заплатки из лисьего меха. Заплатки торчали клочьями и придавали плащу сходство с облезлой шкурой.
— Погоди, — сказал Норг, нагоняя Хильзена уже на площади перед башней, — одень-ка его потеплее.
Хильзен завернул Синяку в плащ, и Норг взял его на руки, как ребенка.
— Какой горячий, — пробормотал он и огляделся по сторонам. — Ладно, куда потащим?
Хильзен переступил с ноги на ногу, слушая, как хрустит снег. Город, утонувший в сугробах, лежал вокруг, темный и безмолвный. Где-то в домах, уцелевших после осады и штурма, притаились люди, но они пережили достаточно страха, чтобы выдать сейчас свое присутствие. Уже начинало темнеть — дни были короткими.
— Вперед, — угрюмо сказал Хильзен. — В конце концов, кроме нас, в этом городе кто-нибудь еще остался.
— Сомневаюсь, — сказал Норг.
Развалины и снег — больше ничего. Норг вполголоса сокрушался о том, что не захватили с собой факел, хотя луна уже взошла и светила довольно ярко. Синяка вдруг надрывно закашлял, содрогаясь у Норга на руках. Норг прикрыл его рот огромной ладонью, царапая мозолями синякины треснувшие губы.
— Слушай, Хильзен, — сказал Норг. — Самая легкая смерть — замерзнуть.
