Елизавета Дворецкая - Ночь богов, кн. 2: Тропы незримых
В гриднице стало совсем тихо, народ с удовольствием слушал сильный, немного низкий для женщины, но красивый голос Лютавы. А она пела ту песню, что когда-то – в Навном мире или во сне – пел ей сам Радом, ее дух-покровитель. Она видела все это, совсем так, как видел триста лет назад он сам, – широкий Дунай, зеленые луга на его берегах, златорогого оленя – само солнце. Варга Радом со своими побратимами-бойниками много лет был грозой придунайских земель, его боялись греки и уважали союзники-обры.[9] Эти ненадежные союзники в конце концов предательством обрекли его на гибель вместе со всей дружиной, и об их последней битве тоже имелась песнь, грозная и величественная, берущая за сердце, оставляющая в душе не горе, а гордость за далеких предков.
На самом деле, как Лютава знала, все происходило не совсем так, и не вся Радомова дружина погибла в той битве ровно триста лет назад, да и самому ему тогда шел пятый десяток лет, так что погибнуть пришло самое время, чтобы не превратиться в немощного старика, которому и жить-то незачем. Он хорошо жил и хорошо умер, жалеть было не о чем. Но песнь, где он погибал молодым, была по-своему прекрасна, и потому Лютава пела, оставив настоящую правду только для себя.
Она пела и отчетливо понимала то, что знала, в общем-то, и раньше, но не рассматривала в таком свете: его прежняя жизнь давно прошла и стала сказанием. Но ведь это не все? И именно потому, что это еще не все, ей самой и досталась такая странная судьба.
Глава 5
Дни еще стояли совершенно летние: теплые, солнечные, деревья оставались зелеными, и немногие желтые листья казались пятнами солнечного света. Но урожай убрали, и мысли повернулись к осени и зиме. А главным из осенних дел было заключение брака для молодых, подросших невест и женихов. После хорошего урожая большухи жаждали выдать всех подросших девушек и женить оставшихся взрослых парней. А такие дела просто так не решаются, думать надо. Позвали бабку Темяну, которая, как бывшая большуха Ратиславичей и лучшая повитуха, хорошо помнила, с какими родами и в какой степени Ратиславичи в родстве. Старики не день и не два держали совет, а молодежь в волнении ожидала решения своей судьбы. Некоторые после весенних игрищ точно знали, чего (то есть кого) хотят видеть своей семьей, другие просто молили тайком Ладу, чтобы позаботилась.
Молодежь играла в разные игры на луговине, пользуясь тем, что после сбора урожая выдалась возможность отдохнуть.
– Покуда я, сынки, еще не стар, пришла мне охота вас женить! – гнусил на луговине Славята, прицепив соломенную бороду и изображая старого князя из кощуны – ну, того самого, у которого младший сынок подхватил на болоте берегиню, которая пожелала принять человеческий облик и выйти замуж.
– Батюшка! – Огневец, младший сын Молигневы, и двое его столь же юных приятелей в притворном ужасе падали на колени. – Помилосердствуй! Нас и так-то у тебя трое, а если еще молодые снохи в дому заведутся – покуда ты еще не стар! – так и вовсе от ребятни походу не будет!
– Лавок не напасешься! – кричала Ветлица.
– Молчать! – «Старый князь» топал ногами, одной рукой придерживая бороду. – А ну бегом за невестами! Да помоложе чтоб выбирали, покрасивее!
В своих разговорах о женихах и невестах матери и отцы рода совсем не упоминали Лютаву: она принадлежала Варге, а не Ратиславлю. Уйдя к бойникам, она как бы объявила себя «женой волков», и если бы князь Вершина теперь пожелал выдать ее замуж как свою дочь, то ее пришлось бы сначала принять обратно в род, как каждого из отроков, возвращающегося из «волков» в «люди». Еще когда Лютаве исполнилось двенадцать, княгиня Семилада объявила, что у ее дочери есть жених. Все понимали, что загадочный жених, не приезжавший свататься, имеет отношение к Навному миру, и не особо любопытствовали – у волхвов свои дела. Поэтому о судьбе Лютавы матери рода не задумывались, и тем сильнее им пришлось удивиться, когда о своем желании взять ее в жены объявил хазарский гость Арсаман.
Первой об этом его замысле узнала Замила. И поначалу она не только не одобрила это намерение, но пришла в самое настоящее негодование.
– Не ждала я от тебя такого, брат мой! – воскликнула она. – Неужели ты задумал предать меня? Меня покинул мой сын, я осталась совсем одна! А теперь и ты собираешься перейти на сторону моих врагов!
– Как тебе могла прийти в голову такая низкая мысль? – выразительно удивился Арсаман. – Это я не ждал, что при моем естественном для мужчины желании обрести молодую, красивую и знатную жену, моя сестра подумает о предательстве!
– Но она же – родная сестра оборотня! Сестра нашего главного врага, и она сама – наш враг! Ты прекрасно знаешь об этом! Если бы не она и ее ворожба, то мой сын сейчас был бы с нами! И если ты хочешь на ней жениться, значит, ты предпочел взять сторону оборотня! Значит, ты думаешь, что мой сын никогда не вернется домой! – Замила уже готова была разрыдаться. – Смотри: я ведь могу вспомнить, что мой настоящий брат был вовсе не похож на тебя и что мой род вовсе не происходил из Итиля!
– Во-первых, тогда ты снова станешь безродной хвалисской рабыней, – не смутившись, ответил Арсаман. – А во-вторых, ты напрасно подозреваешь меня в желании отступиться от тебя и твоего сына. Ты просто еще не знаешь всех обстоятельств.
– Каких еще обстоятельств?
– Если ты окажешь мне милость и спокойно выслушаешь, я все тебе расскажу. Хоть она и сестра оборотня, все же он и она – не одно и то же. Я понимаю твои опасения: я и сам видел, как сильно она привязана к своему брату. Конечно, пока он жив, она будет биться за него, как настоящая волчица. Пока он жив, она – наш враг. Но если его не будет, то все очень сильно изменится!
– Как – его не будет?
– Послушай, сестра моя! Разве наша цель не в том, чтобы избавиться от Лютомера? Между твоим сыном – моим племянником – и троном твоего мужа стоит только Лютомер.
Конечно, называть троном ту короткую лавку, покрытую медвежьей шкурой, на которой, по обычаю, восседал в братчине угренский князь, было явным преувеличением, но ведь именно право занимать эту лавку и означало обладание высшей властью над племенем угрян.
– Поэтому рано или поздно, так или иначе, но мы от него избавимся, – продолжал Арсаман. – Разве не на это ты мне намекала? И разве не это тебе обещала та твоя колдунья, о которой ты мне рассказывала?
– Да, но…
– Кстати, где она?
– Я не знаю. – Замила действительно не видела Галицу с того утра, когда руками князя Вершины они послали Лютомеру хазарский пояс с отравленной иглой под пряжкой. Об этом последнем замысле хвалиска из осторожности ничего не рассказывала хазарам. – Но я надеюсь, что она не сидит сложа руки и ищет способ что-то сделать. Ведь помочь возвышению моего сына для нее самой – единственный способ возвыситься.
