Маргарет Уэйс - Когда мы вернемся: Второе поколение
– Хватит! – поднялся Карамон. – В этом виноват Пар-Салиан.
Неважно, какое зло совершил мой брат после того, как вы, волшебники, столкнули его с верного пути.
Карамон подошел к сыновьям и, резко развернувшись, направился к выходу, хотя не был уверен, что в этом странном помещении он вообще есть.
– Нет! – Юстариус с трудом поднялся, стараясь не ступить на больную ногу. Но голос его был могучим и властным. – Слушай и вникай! Ты должен понять или горько пожалеешь об этом!
Карамон остановился, медленно повернулся, но лишь вполоборота.
– Это угроза? – спросил он, свирепо глядя на Юстариуса через плечо.
– Это не угроза, по крайней мере с нашей стороны, – сказал Юстариус. – Послушай, Карамон! Неужели ты не чувствуешь опасности? Это уже произошло однажды и может произойти снова!
– Я не понимаю, – упрямо произнес Карамон в раздумье, не снимая руки с меча.
Словно змея, внезапно наносящая удар, сидящий на троне Даламар выбросил вперед свое тело.
– Нет, ты понимаешь! – Голос его был тихим и проникающим в душу, как яд. – Ты понимаешь. Не спрашивай нас о подробностях, мы их не знаем.
Но нам известно одно. По верным знакам, из достоверных контактов, которые мы имели в более высоких, чем наш мир, сферах, у нас есть основания утверждать, что Рейстлин жив, так же как когда-то Фистандантилус. Он ищет способ вернуться в этот мир. Ему нужно тело, чтобы вселиться в него. И ты, возлюбленный брат Рейстлина, заботливо предоставил ему это тело – молодое, сильное и уже знакомое с магией.
Слова Даламара змеиным ядом вливались в плоть и кровь Карамона.
– Твой сын...
Глава 4
Юстариус осторожно опустился на трон. Разгладив складки мантии необыкновенно молодыми для его лет руками, Юстариус обратился к Карамону, хотя взгляд был направлен на стоящего рядом с отцом Палина:
– Теперь ты понимаешь, Карамон Маджере, что мы не можем позволить твоему сыну, племяннику Рейстлина, продолжать изучение магии и проходить Испытание, прежде чем не убедимся, что Рейстлин не может использовать Палина для того, чтобы вернуться в мир.
– Тем более что еще не установлена преданность молодого человека одному особому Ордену, – веско добавил Дунбар.
– Что это значит? – нахмурился Карамон. – Испытание? Ему еще рано думать об Испытании. А что касается преданности Ордену, то он выбрал Белые Мантии.
– Ты и мама выбрали для меня Белые Мантии, – спокойно произнес Палин, глаза его смотрели прямо, как бы сквозь отца. Ответом Палину была напряженная тишина, он сделал раздраженный жест. – Отец! Ты знаешь так же хорошо, как и я, что ты не позволил бы мне изучать магию под другим условием. Я знал это, даже не задавая тебе вопросов!
– Молодой человек должен объявить верность Ордену по зову своего сердца. Только тогда он сможет проявить свой магический дар в полную силу.
И определиться Палин должен во время Испытания, – мягко сказал Дунбар.
– К чему эти разговоры! Говорю вам, Палин даже не решил еще, будет ли он вообще проходить это проклятое Испытание! А что касается моего мнения об этом... – Карамон оборвал свою речь, посмотрел на сына. Тот стоял покрасневший, с плотно сжатыми губами, уставившись в пол.
– Ладно, оставим это, – прошептал Карамон, глубоко вздохнув.
За его спиной беспокойно переминались с ноги на ногу старшие сыновья, постукивал меч Танина, Стурм тихонько покашливал. Карамон остро ,ощутил на себе пристальный взгляд колдунов, особенно задевала циничная улыбка Даламара. Как жаль, что он и Палин не наедине! Они бы объяснились. Карамон вздохнул. Это было то, о чем следовало бы раньше поговорить с сыном, понял Карамон. Но он еще не терял надежду...
Повернувшись спиной к волшебникам, он обратился к Палину:
– Какой другой Орден ты мог бы выбрать, Палин? – спросил Карамон, запоздало пытаясь исправить ошибку. – Ты добрый, сынок! Ты любишь помогать людям, служить ближним! Белые Мантии безусловно...
– Я не знаю, люблю ли я служить ближним или не люблю, – воскликнул Палин, нетерпеливо перебивая отца. – Ты вверяешь мне эту роль и смотришь на меня со своей точки зрения! Ты сам признал, что я не так силен и искусен в магии, как мой дядя в моем возрасте! Это потому, что дядя посвятил учению всю жизнь! Он не допускал ничего в свою жизнь, что могло бы ему помешать. Мне кажется, что человек должен на первое место ставить магию, а мир – на второе...
Страдальчески закрыв глаза, Карамон слушал слова сына, но слышал, что их произносит другой голос – тихий, шепчущий, надломленный: «Человек должен ставить магию на первое место, мир – на второе. Поступая иначе, он ограничивает себя и свой потенциал».
– Прости, отец, – тихо произнес Палин, сжав руку Карамона. – Я хотел с тобой поговорить об этом раньше, но понимал, как тебе будет больно. К тому же мама... – он вздохнул, – ты же знаешь маму.
– Да, – произнес Карамон сдавленным голосом, крепко обняв сына большими руками, – я знаю твою мать. – Он попытался улыбнуться. – Возможно, она бы бросила в тебя чем-нибудь, как, бывало, бросала в меня что-то из моих доспехов. Ужасная цель – тот, кого ты любишь.
Карамон замолчал, не выпуская сына из объятий, потом хрипло спросил у колдунов:
– Это необходимо – ответить прямо сейчас? Позвольте нам вернуться домой и все обсудить. Почему нельзя подождать...
– Потому что сегодня ночью редкий случай, – ответил Юстариус. – Серебристая луна, черная и красная – все три на небе в одно время. Сила магии сегодня ночью могущественнее, чем за все столетие. Если Рейстлин способен обратиться к магии и ускользнуть из Бездны, то это случится в ночь, подобную этой.
Карамон склонил голову, погладил сына по каштановым, волосам, обнял его и мрачно произнес:
– Итак, что вы хотите от нас?
– Вы должны вернуться со мной в Башню в Палантасе, – сказал Даламар. – И там мы попытаемся войти в Дверь.
– Отец, позволь нам проводить вас до Шойкановой Рощи, – попросил Танин.
– Да! – торопливо подхватил Стурм. – Мы вам понадобимся, обязательно. Дорога отсюда до Палантаса открыта, рыцари следят за ней, но мы получили донесение Портиоса о том, что отряды драконидов устроили на ней засаду.
– Жаль вас разочаровывать, воины, – сказал Даламар, тонко улыбнувшись, – но, чтоб попасть отсюда в Палантас, нам не нужны дороги.
Обычные дороги, – поправился он.
Танин и Стурм смутились. Танин враждебно взглянул на эльфа и нахмурился, словно подозревая подвох.
Палин похлопал брата по руке:
– Он говорит о магии, брат. Прежде чем ты и Стурм достигнете выхода, мы с отцом будем стоять в кабинете Даламара в Башне Высшего Волшебства в Палантасе – в той Башне, куда мой дядя забрался, как к себе домой, – тихо добавил он. Палин не хотел, чтобы кто-нибудь услышал его последние слова, но поймал на себе пристальный, проницательный взгляд Даламара и, смутившись, замолчал.
