Владимир Брайт - Цвет крови - серый
— Я вижу, вы до сих пор не решили, доверять мне или нет. — Этан прервал размышления мага именно в тот момент, когда старец, казалось, ухватил конец нити, способной привести его к пониманию истины. — Что ж, это ваше право. В распоряжении Альянса остались последние дни или даже часы, в течение которых еще можно остановить Хаос. Затем он наберет такую силу, с которой вам уже не совладать, даже бросив в бой все резервы. После чего мир окончательно рухнет в пропасть безумия — и только два человека будут знать, что этого кошмара могло бы и не быть. Лично моя совесть будет чиста — я сделал все от меня зависящее, чтобы предотвратить надвигающуюся катастрофу. А вы... Вы, наверное, самоотверженно умрете, защищая то, что вам свято и дорого. Но эта жертва уже ничего не изменит, поэтому будет напрасной, или, если выразиться точнее, бессмысленной.
Если бы речь шла только о нем одном, Левсет счел бы ниже своего достоинства обращать внимание на слова зарвавшегося юнца, но на кону стояла судьба огромного мира, а, судя по поступающим отовсюду сведениям, Хаос с каждым днем действительно становился все сильнее.
— Хорошо. — Несмотря на внутренние сомнения, лицо старика оставалось безмятежно спокойным. — Я заключу эту сделку и даже более того — лично прослежу за тем, чтобы все прошло гладко. Но если мне вдруг покажется, что ваши намерения выходят за рамки наших соглашений, не обессудьте — я и мои спутники сделаем все, чтобы исправить ситуацию.
Несмотря на то, что в последних словах собеседника звучала неприкрытая угроза, глаза Этана вспыхнули от радости.
— Почту за честь совершить сей подвиг во имя человечества в вашей славной компании. После того как вы согласились принять личное участие в предстоящей операции, шансы на успех неимоверно возросли. Со своей стороны могу...
Старик упреждающе поднял руку, давая понять, что уловил мысль собеседника и не нуждается в дальнейших проявлениях благодарности.
Если бы седовласый мудрец прожил хотя бы сотую часть того срока, который чудовищным грузом давил на плечи этого «юноши», то, возможно, сумел бы понять — это проявление чувств не более чем игра, призванная окончательно усыпить его бдительность. Но мимолетная вспышка обжигающего пламени, с которой можно сравнить жизненный путь смертных, не идет ни в какое сравнение с неугасимым костром божественного существования. Поэтому нет ничего удивительного в том, что даже мудрые из мудрых оказываются бессильными перед умом и коварством небожителей, закаливших свою волю и разум в неторопливом потоке реки, имя которой Вечность.
— Завтра на рассвете я приведу с собой четырех магов, и мы сделаем то, что, по вашим словам, может одним ударом подорвать мощь армий Хаоса. — Левсет поднялся с кресла, ясно давая понять, что разговор окончен.
— Я буду ждать. — Этан склонил голову, всем своим видом выражая почтение к мудрости старца, которая не позволила возобладать нелепым подозрениям над здравым смыслом.
Если бы убеленный сединами маг смог бы увидеть в этот момент взгляд собеседника, вне всякого сомнения, он изменил бы свое решение. Однако этого не произошло. Мятежный сын Хаоса был слишком умен, чтобы позволить себе хоть малейшую ошибку, поэтому представитель Алании покинул комнату если не с легкой душой, то, по крайней мере, с твердой уверенностью в том, что полностью контролирует ситуацию.
— Старый дурак может думать что хочет, — мысленно обратился Этан к собаке, лежавшей у его ног. — Все равно это уже ничего не изменит.
Морда животного расплылась в довольной улыбке. Мелиусу было известно — никто в этом мире не может сравниться с его хозяином в отточенном до совершенства искусстве лжи и интриг.
Прекрасно расставленная ловушка захлопнулась, и четверо глупых людей, которые завтра помогут украсть одну из основополагающих святынь Хаоса, умрут, даже не успев ничего толком понять. Это будет легкая, быстрая смерть. Воистину, господин добр и милосерден, как никто другой! Файт еще раз с немым обожанием посмотрел на полубога-получеловека, неподвижно застывшего в позе глубокой задумчивости, после чего сомкнул веки, погрузившись в сонное состояние, которое точнее всего будет назвать оцепенением.
С первыми лучами солнца наступит день, который станет началом новой эры, а сейчас нужно просто отдохнуть и набраться сил. Когда Этан станет правителем Хаоса, все будет иначе. А пока...
А пока они оба мало чем отличаются от обычных смертных, поэтому телам нужен отдых, который сделает их разум достаточно сильным, чтобы выиграть очередной раунд битвы с богами.
* * *
Мои ступни утопали в пыли, оставшейся после того, как рассыпался в прах неведомый монстр с загадочным человеческим взглядом, а сам я стоял посреди бескрайнего поля, усеянного трупами. Навечно застывшие в нелепых позах люди и животные, чья жизнь оборвалась на взлете, так и не успев набрать полную силу, наверное, могли бы рассказать много интересного, если бы их уста были скреплены печатью вечного молчания.
Небо оставалось безоблачно голубым, а солнце светило по-прежнему жизнерадостно ярко. Можно было подумать, что все происшедшее не имело ровным счетом никакого отношения к равнодушным небесам. А впрочем, наверное, так оно и было. Люди живут по собственным законам у мироздания свои правила. Только в самых крайних случаях их интересы пересекаются — и тогда происходит что-то непоправимо ужасное или же, наоборот, невообразимо прекрасное. Причем память об этом удивительном событии передается из поколения в поколение, и в конечном итоге уже невозможно определить, где истина, а где вымысел и происходило ли это вообще или же является всего лишь отголоском старой легенды, которая со временем превратилась в глупую и совершенно нестрашную детскую сказку.
Но в данном случае это была не сказка, а равнодушно-отстраненная реальность. Я стоял посреди поля, усеянного трупами моих соплеменников, испытывая странное, необъяснимое чувство раздвоения личности. Одна часть моего сознания с болью и ужасом воспринимала происходящее, а вторая все еще находилась на острие стрелы, уносящейся в небо навстречу обжигающе-яркому солнцу. Туда, где стирается грань между пространством и временем, а свет далеких звезд не только слепит глаза, но и пронзает насквозь каждую частицу тела и разума. Эта вторая половина все еще пребывала там, где пересекаются судьбы миров и рождаются легенды. Но где уже нет места живым. Так как никому и никогда не дано стать легендой при жизни...
— Пить!
Слабый голос, шедший откуда-то снизу, от самой земли, вывел меня из состояния оцепенения, соединив осколки треснувшего зеркала, каким до этого момента являлся мой исковерканный разум.
