Стивен Эриксон - Врата Смерти(пер. И.Иванова)
Рука Бенета была потной. Он уже предвкушал ночь с Булой.
«Однажды мы снова встретимся с тобой, сестра».
Геборий не спал. Укутавшись в одеяло, он скрючился возле очага. Он следил глазами за вошедшей Фелисиной. Она заперла дверь лачуги и набросила на плечи грубое покрывало из овечьей шкуры.
— Похоже, тебе все больше нравится такая жизнь. Или я ошибаюсь, Фелисина? — спросил историк.
— А ты еще не устал судить чужую жизнь, Геборий?
Она сняла с крюка винный бурдюк и стала рыться в мисках, сделанных из половинок тыквы. Все они были грязными.
— Бодэн все еще гуляет. Ему ты тоже будешь читать назидания, когда вернется? Бесполезное это занятие, Геборий. Бодэна нельзя попросить даже о такой мелочи, как вымыть миски.
Отыскав миску почище, Фелисина плеснула туда вина.
— Это иссушает тебя, — сказал Геборий, пропуская ее колкости мимо ушей. — Ночь за ночью. Тебя надолго не хватит.
— У меня уже был отец. Второго мне не надо, — огрызнулась Фелисина.
Геборий вздохнул.
— Клобук накрой твою сестру! — пробормотал он. — Погубить тебя — это слишком просто. Ей захотелось издевательств поизощреннее — чтобы изнеженная четырнадцатилетняя девчонка превратилась в общедоступную шлюху. Если Фенир услышит мои молитвы, Тавору ждет страшная участь.
Фелисина молча пила вино, затем сказала:
— Ты ошибся, старик. В прошлом месяце мне исполнилось пятнадцать.
Геборий и в самом деле показался ей невероятно старым. Он выдержал ее дерзкий взгляд, затем снова отвернулся к очагу.
Фелисина налила себе еще, после чего тоже расположилась возле квадратного очага. Вместо дров здесь жгли сухой навоз, который почти не давал дыма. Очаг имел высокие стенки, сложенные из обожженного кирпича, и чем-то напоминал крепостную башню. Его окружало подобие рва, заполненного водой. Благодаря такому остроумному устройству в лачуге не было недостатка в горячей воде для мытья и стирки. Высокие стенки очага дольше удерживали тепло. Пол покрывали куски тканых досинских дорожек и камышовые подстилки. Сама лачуга стояла на сваях высотою в пять футов.
Фелисина села на деревянную скамеечку и принялась греть озябшие ноги.
— Я сегодня видела, как ты волок свою повозку, — сонным голосом сказала она историку. — Ганнип шел рядом и размахивал хлыстом.
Геборий усмехнулся.
— Они забавлялись целый день. Ганнип объяснял всем подряд, что ему велели отгонять от меня мух.
— Он поранил тебе кожу?
— Пустяки. Ты же знаешь: узоры Фенира прекрасно затягивают все раны.
— Раны — да. Но не боль. Я же вижу, что тебе больно.
Историк язвительно скривил губы.
— Неужели ты еще способна что-то замечать, девочка? Дурханг отбивает эту способность. Хоть ты и пренебрегаешь моими советами, но будь осторожна с зельем. Его дым утащит тебя в пропасть.
Фелисина катала по ладони черный шарик дурханга.
— Бери, старик. Дурханг снимает мою боль. Снимет и твою.
Историк покачал головой.
— Спасибо за предложение, но не сейчас. Кстати, такой вот шарик стоит месячного жалованья досинского караульного. Советую приберечь его. Ты всегда сможешь обменять дурханг на что-нибудь нужное.
Фелисина передернула плечами и убрала шарик в поясную сумку.
— Бенет достает мне все, что нужно. Стоит только попросить.
— И ты думаешь, он делает это просто из щедрости?
Фелисина отхлебнула вина.
— Тебя это не касается. Кстати, я выговорила тебе другую работу. Завтра ты начнешь работать на пашне. И никакого Ганнипа с его «мухобойкой».
Геборий прикрыл глаза.
— Но почему слова благодарности оставляют у меня во рту столь горький привкус?
— Ты просто старый лицемер, Геборий.
Лицо историка побледнело. Фелисина спохватилась.
«Может, он прав, и я не замечаю, как дурханг и вино завладели мною? Хотела сделать ему добро, а лишь насыпала соли на раны. Зачем? Я ведь совсем не жестокая».
Фелисина достала из-за пазухи мешочек с едой, которую ей удалось собрать для Гебория. Наклонившись, она положила принесенное ему на колени.
— Утопка обмелела на целый локоть, — сказала Фелисина, вспомнив о его просьбе.
Геборий молчал, сосредоточенно разглядывая культи своих рук.
Фелисина поморщилась. Кажется, она хотела сказать Геборию что-то еще… или спросить о чем-то. Забыла. Она допила вино и выпрямила спину, проведя руками по волосам. Затылок и лоб совсем одеревенели. Потом Фелисина заметила, что историк украдкой поглядывает на ее полные круглые груди. Натянувшаяся ткань балахона делала их еще рельефнее. Фелисина задержалась в этой позе («Пусть полюбуется!»), потом медленно опустила руки.
— Между прочим, тобой интересовалась Була, — сказала она старику. — Есть… кое-какие возможности. Тебе бы стало… полегче.
Геборий порывисто встал. Еда свалилась на пол.
— Клобук тебя накрой, девчонка!
Фелисина засмеялась, видя, как историк шмыгнул за занавеску, отделявшую его угол от остального пространства лачуги. Культей он неуклюже задернул линялую ткань. Смех Фелисины стих. Судя по донесшемуся скрипу, Геборий улегся на койку.
Ей хотелось объяснить историку, что все это было сказано шутки ради, чтобы заставить его улыбнуться.
«Я не собиралась… издеваться над тобой. Я совсем не такая, какой тебе кажусь. Или… такая?»
Фелисина нагнулась за оброненным мешочком и положила его на полку.
Спустя час, когда и Фелисина, и Геборий ворочались без сна на своих койках, вернулся Бодэн. Стараясь особо не шуметь, он расшевелил очаг, подбросив туда еще несколько сухих навозных лепешек. Разбойник не был пьян. Где же тогда он шатался и куда вообще исчезает по вечерам? Расспрашивать Бодэна было занятием напрасным: говорил он неохотно, а с Фелисиной — тем более.
Она попыталась уснуть, но не смогла. Кажется, Бодэн качнул занавеску. Геборий еще не спал и что-то ему ответил. Слов Фелисина не разобрала. Беседа длилась не более минуты, потом Бодэн по обыкновению хмыкнул и завалился на свою койку.
Они что-то затеяли. Фелисину потрясло не это. Они что-то затеяли втайне от нее! Ее обдало волной гнева.
«А я-то заботилась о них. Как могла, облегчала им жизнь и на корабле, и здесь! Вот она, благодарность. Була права: каждый мужчина — скот, годный лишь на то, чтобы им помыкали. Отныне я больше не собираюсь о вас заботиться. Теперь ваша жизнь в Макушке станет такой же, как у всех каторжников. А тебе, неблагодарный старикашка, придется снова таскать повозки. Обещаю, я добьюсь этого, и тебя вернут на рудник».
Фелисина кусала губы, борясь с подступающими слезами. Все ее мысленные угрозы были пустыми. Она знала, что не станет жаловаться на Гебория. Да, она нуждалась в покровительстве Бенета и была готова за это платить. Но она нуждалась и в обществе Гебория с Бодэном. Фелисина цеплялась за них, как ребенок цепляется за родителей, ища у них защиты от жестокостей окружающего мира. Потерять их означало бы потерять… все.
