Настенька (СИ) - Лунева Элина

На лес уже давно опустились сумерки, а я всё продолжала идти, лишь подталкиваемая в спину лёгкими порывами ветра. Через некоторое время чащоба стала редеть, а ещё через несколько метров я увидела знакомую просеку и дорогу, что вела мимо сельского кладбища в такую уже для меня родную деревню.

Глава 16

- Ох, бедовая девка, - услышала я знакомые причитания и мысленно снова поморщилась.

Ощущая всем своим телом сильнейший озноб, я всё-таки смогла приоткрыть тяжёлые веки и увидеть знакомую картину: низкий потемневший потолок уже такой родной избы, знакомая обстановка и мебель, приятные сердцу звуки потрескивания поленьев в печи. Не прошло и нескольких недель, а я уже начала воспринимать этот дом как свой собственный, родной. Надо же…

Прикрыв глаза, я начала перебирать в памяти недавно пережитые происшествия. И от того, что я припоминала, мне становилось откровенно плохо.

- Как ты, Настенька? – снова услышала я встревоженный голос Матрёны.

- Пить, - только и смогла ответить я, а в следующее мгновение почувствовала на своих губах такую желанную влагу.

- Как она? - раздался чей-то мужской голос.

- Третий день в горячке, - ответила ему Матрёна со вздохом.

Дальше разговор двоих меня мало интересовал. Три дня! Три дня я была в беспамятстве. И за эти три дня могло произойти всё что угодно. Меня уже много раз могли найти и убить.

Собеседник подруги попрощался и удалился, скрипнув дверью, а я, снова приоткрыв глаза, вновь воткнулась мутным взглядом в потолок.

- Настя? – услышала я голос подруги, которая видимо заметила, что я пришла в себя и даже открыла глаза.

- Кто это был? – поинтересовалась я слабым голосом.

Подруга присела рядом с моей лавкой на низенькую скамеечку и потрогала мой лоб, обтирая меня влажным полотенцем.

- Данила заходил тебя проведать, - улыбнулась женщина, - Ох, девка, и вскружила же ты голову всем нашим парням. А напугала- то как всех!

- Что? – переспросила я.

- Что-что? – передразнила меня Матрёна, - Что слышала. Тебя наши мужики нашли возле села прям на лесной тропе. Без тулупа и платка, одежда порвана, на лице и теле ссадины и кровь. Думали, что уже преставилась, а оказалась ещё жива. Почти три дня я тебя выхаживала, спасибо Даше с Варей, помогли, Лиза всю прошлую ночь с тобой просидела. Так вот. Что тут творилось эти дни!!

Подруга сделал паузу, а я же нетерпеливо поторопила женщину:

- Ну, Матрёна, не томи, говори уже, - не выдержала я.

- Бабы наши всполошились, подумали, что над тобой кто из местных парней снасильничал, но те на иконах поклялись, что не трогали сироту. Данила пуще всех зверствовал, грозился пришибить, ежели узнает, кто тебя обидел. Ванька Колобов тоже своим дружкам допрос учинил, кто из них осмелился тебя тронуть. Оказалась, что ни при делах и они. Бабка Авдотья тебя осмотрела, подтвердила, что насилия с тобой не было, вот парни чуток и угомонились и успокоились. Никитка Колобов к тому же уже два дня пороги обивает. Заходить не заходит, и ничего не спрашивает. Так, походит-походит около, да и восвояси уйдёт. Вот я и говорю, что вскружила ты парням головы.

Подруга взяла паузу перевести дух, а потом, придвинувшись ближе, снова заговорила:

- А вчера под вечер в село княжьи люди пожаловали, - доверительно зашептала Матрёна, - Велели старосте нашему всех девок собрать у его дома. Что было!

Матрёна ошеломлённо покачала головой, тем самым показывая степень важности события. А я же медленно сглотнула стоявший в горле ком. Страх снова ударил в голову, руки затряслись и похолодели.

- И… что же… было? – запинаясь, выдавила я из себя вопрос.

- Молодой княжич со своей дружиной всех девок долго осматривали, а затем о чём-то старосту нашего расспрашивали. Староста-то и привёл молодого князя сюда, в твой дом. Я как раз здесь была, Варю подменяла.

Я снова медленно сглотнула, чувствуя как капли холодного пота выступили у меня на лбу.

- И что же дальше, - прошептала я пересохшими губами.

- А ничего, - пожала плечами подруга, - Пришёл светлый княжич, посмотрел на тебя больную, спросил, что за хворь одолела несчастную. Постоял немного, подумал о чём-то, да и ушел восвояси.

- Как так? – не поверила я её словам, - Проста так вот и ушёл?

- Да, взял и ушёл, - кивнула женщина.

- Странно, - неожиданно нахмурилась я, - Зачем же он приходил?

Матрёна отодвинулась и принялась шерудить кочергой затухающие в печи угли.

- Да знамо дело, зачем, - хмыкнула она на мой вопрос, - Девку себе выбирал на забаву. Вот только никого так и не выбрал. На тебя всё смотрел, долго стоял, рассматривал. Эх, Настенька, не была б ты больна, так и увёз бы, окаянный, себе и своим дружкам на забаву.

От слов подруги я вновь почувствовала, как внутри у меня всё похолодело.

- Странно, - внезапно проговорила женщина, вновь проведя ладонью по моему лицу, - Вот ещё час назад ты вся горела, лихорадила. А сейчас, поди ж ты, словно и не было ничего. И озноб прошёл, да и глаза уже по-другому смотрят, - добавила Матрёна как-то странно на меня посматривая.

- Я спать лягу, а завтра глядишь и вовсе поправлюсь, - проговорила я подруге, а затем ободряюще улыбнулась, - Спасибо тебе, Матрёна, мне и правда гораздо лучше.

Следующие два дня прошли спокойно, правда я ещё чувствовала некую напряжённость и обеспокоенность. Поначалу всё вздрагивала от каждого звука или шороха. Всё мерещилось мне, что вот-вот и приедут за мной дружки молодого князька, начнут вопросы задавать, да выпытывать. А может и вопросов задавать не будут, сразу порешат, как говорится без суда и следствия. Кто я для них? Девка безродная, крестьянка чумазая.

Но, как говорится, человек привыкает ко всему, вот и мне на третий день откровенно надоело бояться, или же я просто устала это делать. Одним словом, к концу третьего дня я более-менее успокоилась, окрепла, восстановилась и отъелась. За это отдельное спасибо надо сказать моему домовому, который усиленно пытался меня откормить. Ну и конечно, не обошлось и без гостинцев от Матрёны и её сестёр.

И вот только я уже решила, что окончательно поправилась, как к вечеру мне снова резко поплохело.

- Что-то мне не хорошо, - проговорила я своему домовику, который войдя со двора с надоенным козьим молоком в руках, обнаружил меня активно меряющей шагами свою избу.

Меня вновь то потряхивало от озноба, то снова становилось нестерпимо жарко. Прижавшись к холодным стёклышкам окошка, я вгляделась в ночную мглу, чувствуя какое-то странное, внезапно нахлынувшее желание выйти на улицу, погрузиться в эту прохладу, вздохнуть полной грудью влажный холодный воздух, ощутить снег под ногами, окинуть взором тёмное ночное небо, и утонуть взглядом в нём, наслаждаясь сиянием тысячи звёзд.

В последний раз мельком взглянув на своего домового, я лишь отметила его хмурый взгляд и чуть закушенную губу. А дальше я уже ничего не видела и не слышала, одержимая какой-то навязчивой идеей, что мне нужно куда-то туда, в эту ночную мглу, в эту манящую и такую желанную прохладу. Руки дрожали и не слушались, во рту пересохло, а сердце бешено стучало от предвкушения, когда я отбросила тяжёлый металлический затвор и наконец оказалась на улице.

Холодный ночной воздух дурманил и пьянил. Зачерпнув полную ладошку снега, я принялась с наслаждением слизывать с неё белые хрусталики, которые казались мне невероятно вкусными и сладкими. Оглядев себя, я недоуменно уставилась на свои ноги, обутые в тонкие сапожки, и с остервенением принялась снимать их с себя, не понимая, зачем я их вообще надела, ведь без них намного приятнее и лучше. За сапогами вслед полетел головной платок и плотный сарафан.

Оставшись в одной тонкой длинной рубахе, я хотела было уже стянуть с себя и её, но всплывшая на периферии сознания мысль о том, что это уже как-то слишком, не дала мне этого сделать.

Запрокинув голову, я окинула взглядом бескрайнее тёмное небо и ощутила такой прилив сил, что меня снова затрясло от переизбытка каких-то новых, доселе мне неизвестных, чувств.