Майкл Роэн - Наковальня льда
С эквешских кораблей донесся нестройный хор воплей, приветствовавших этот вызов, и впервые в жизни Альв ощутил напряжение противоборствующих магических сил. Упустив преимущество внезапности, рейдеры оказались перед выбором: либо испытать на себе мощь Морских Врат, либо убираться несолоно хлебавши. Альв знал, что последнее не в их обычаях. Теперь корабли настолько приблизились, что он мог ясно видеть шаманов, притопывавших и кружившихся на узких платформах. Одна из фигур изображала Медведя в меховом костюме, с огромными когтистыми лапами. Маска разевала пасть с длинными челюстями и ловила невидимую рыбу каждый раз, когда фигура подпрыгивала в воздух. Справа приплясывало жуткое подобие Осы, вонзавшей свое жало в поверженных врагов. На флагманском корабле, вырвавшемся вперед, раскинула широкие крылья самая странная фигура, на маске изогнутый птичий клюв и огромный гребень высотой с вытянутую руку. То была Громовая Птица, чье изображение красовалось и на борту судна.
Лучники городской стражи спустили тетивы, и рой стрел со свистом пронесся над водой. Одна вонзилась в бортик передней платформы, подрагивая там, но Громовая Птица продолжала танцевать все быстрее и быстрее, пока не начало казаться, будто она парит в воздухе наподобие альбатроса — снежно-белого на фоне темных облаков, наползавших с моря. Со стены донесся крик. Лучники дали еще один залп: стрелы дождем сыпались на вражеские суда. Альв, подпрыгивавший от возбуждения, увидел, как навстречу им воздвиглась стена щитов. Он заметил, как пошатнулась фигура Медведя, а Оса, ужаленная стрелами в горло и грудь, свалилась через край платформы и упала в море. Громовая Птица застыла, широко раскинув крылья. Внезапно огромная маска раскололась надвое и упала, открыв другую — чудовищную, искаженную голову самой Смерти, закованную в голубую сталь. Последовала вспышка, оглушительный треск, и из серого облака над головой ударила ветвистая молния. Она поразила фигуру с железным посохом в руке, одиноко стоявшую на галечном пляже. Землю потряс раскат грома, заглушивший барабанный бой. Жгучий, нестерпимо яркий свет опалил берег и исчез, оставив после себя почерневшее, лишившееся волос тело старого кузнеца. Некоторое время оно стояло неподвижно, сжимая в скрюченных пальцах раскаленный добела посох, а затем пальцы рассыпались в прах, и металл с шипением упал в воду. Труп Хервара рухнул как головешка, выброшенная из костра, и остался лежать на гальке. У входа в гавань неожиданно раздался зловещий скрип. Альв увидел, как Морские Врата содрогнулись и начали опускаться на дно, лишившись поддерживавшей их силы. Защитники стены устремились вперед с пиками, копьями и секирами, стремясь зацепить тонущие колонны и каким-то образом удержать их на плаву. С одной стороны они подхватили цепь ближайшей колонны и дружно потянули за нее; с другой стороны они вонзили в дерево боевые секиры. Но тут ударила приливная волна. Вся масса цепей всколыхнулась, и центральная колонна с жутким скрежетом перевернулась, увлекая за собой остальные. Одна пошла на дно, увлекая секирщиков в кипящую воду, другая внезапно дернулась в том направлении, куда ее тянули, и врезалась в стену. Бревна раскололись, часть крепостного вала обвалилась, тела в тяжелых доспехах полетели вниз. Колонна катком прошла над ними, тщетно пытавшимися выбраться наружу, и скрыла их из виду. На какое-то время ее облепленное водорослями основание появилось на свет, мелькнуло и исчезло.
Рейдерский флагман входил в бурлящий пролом. Шаман, изображавший Громовую Птицу, ничком распростерся на платформе. Черно-белый нос со скрежетом врезался в прибрежную гальку, вздрогнул и замер. Эквешские воины один за другим начали прыгать через планшир. Но вместо того, чтобы сразу устремиться вперед, они остановились у линии воды и опустились на колени под прикрытием своих щитов. Затем, когда защитники города с лязгом и топотом спустились со стен и вышли из промежутков между домами, гребцы поднялись со своих скамей с луками в руках, и в воздухе засвистели длинные эквешские стрелы. Некоторые горожане упали, остальные замешкались, и тут воины, прятавшиеся за щитами, разом встали и бросились в атаку. Два других корабля вплывали в Морские Врата. Немногочисленные лучники, оставшиеся на морской стене, погибли, едва успев спустить тетиву, а затем на галечном пляже завязался рукопашный бой. Из массы темных облаков, сгустившихся над побережьем, хлынул холодный дождь.
Для Альва, наблюдавшего с высоты, все казалось уменьшившимся и искаженным за колышущейся серой завесой, превратилось в массу неопределенных фигур, постоянно менявшихся местами. Группы сталкивались и смешивались в яростном порыве, но он уже не мог различить, где нападавшие, где защитники и кто одерживает верх. Лишь когда группы распались, он увидел тела, бьющиеся в агонии или неподвижно лежащие в грязи.
Стараясь скрыть свой ужас, он громко рассмеялся. Он твердил себе, что ему все равно, кто победил. Они называли его отродьем Тинкеров! Что ж, может быть, — но сейчас потомок одного из несчастных бродяг без рода и племени ничем не отличался от любого из жителей Эшенби. С какой стати ему беспокоиться об их судьбе? Они не его родичи. Стройный, с каштановыми волосами и мелкими, правильными чертами бледного лица, он совершенно не походил на смуглых, черноволосых уроженцев здешних мест с их склонностью к полноте. До сих пор Альв не видел никого, похожего на него, хотя торговцы утверждали, будто далеко на юге живут бледнокожие люди. Южанин… хорошо, пусть так. Он не испытывал теплых чувств к неизвестным родителям, бросившим его перед городскими воротами. Здесь его назвали Альвом — гоблином, ублюдком на местном наречии. Старшина взял его к себе и воспитал не столько из жалости, сколько из желания иметь дешевого раба. Сколько Альв себя помнил, он всегда работал: на кухне, в поле вместе с женщинами, а с девяти лет — три или четыре года назад — его сделали пастухом. И все это время он оставался чужаком, гонимым и презираемым другими детьми, неспособным забыть горькую издевку, воплощенную в его имени. Альв! Сам он никогда не называл себя так. Но злобное лукавство, якобы присущее альвам, на поверку обернулось правдой: он научился отплачивать им сотнями мелких пакостей и неудобств. Это было его единственной защитой. С какой стати ему теперь страдать из-за них или оплакивать их? Мальчик наблюдал и изо всех сил старался веселиться.
Когда облака немного разошлись и в просвете засияло яркое солнце, все было кончено. Над городскими крышами поднимался дым, но вовсе не от каминных труб, и никто не спешил тушить пожары. Три эквешских корабля стояли у берега. Высокие воины неторопливо, деловито расхаживали взад-вперед, нося тяжелые тюки и ящики с поживой. Альв мог ясно видеть рисунки на черных корпусах судов, очень напоминавшие изображения на стенах домов, теперь почерневшие и потрескавшиеся от жара. Эквешцы были близкими родичами северян, походили на них обликом и сложением, но за исключением нескольких слов их язык отличался от северного, и они были не простыми фермерами или торговцами. Они приплывали с запада, из-за моря — никто не знал откуда, — жгли, грабили и возвращались обратно. По слухам, их родная земля напоминала их сердца — такая же жесткая и безжалостная, пышущая жаром или опаляющая холодом со сменой сезонов, дикая и яростная, под стать их нраву. Они были великими моряками и воителями, но не уважали ничего, что не принадлежало им, — ни земли, ни собственности, ни самой жизни. Ходили и более мрачные слухи…
