Наталья Болдырева - Ключ
Я, наконец, разулся, отдал кроссовки девочке и, строго-настрого запретив лезть за собой, нырнул в узкий темный зев. И хотя на входе мне пришлось согнуться в три погибели, продвигаясь, я чувствовал, что потолок медленно, но верно уходит вверх, плечи расправляются, а стены раздвигаются настолько, что их уже можно различить только в направленном свете фонаря. Сзади что-то заскреблось, раздался плеск воды, и рыжая головка вынырнула из-под моей руки. Вцепившись в мой пояс, она шмыгнула носом и заявила:
— Я не хочу оставаться там одна!
Бурный поток пенился вокруг ее щиколоток, ледяная вода свободно забегала в сандалии.
— Куртку надень… чудо. — Она послушно сунула руки в рукава.
Луч фонаря плясал, выхватывая из темноты покрытые белесыми потеками стены, раскидистые ветви трещин, черную, вскипающую бурунами воду. Девочка крепко уцепилась за мой ремень и, притихшая, мелко и быстро перебирала ногами, чтобы не сорваться с этого своеобразного поводка. Гул воды усиливался. Эхо, прокатываясь и громыхая, замирало где-то вдали, оставляя неприятный осадок чувства страха и величия, заставляя говорить шепотом. Я как будто снова стал студентом-первокурсником. Хуже — я ощутил азарт. Этакий исследовательский зуд в заднице. Краем сознания успел еще подумать, что, прежде чем лезть не пойми куда, не мешало бы отвести девчушку домой. Но, едва представив, в какую обиду и борьбу мне это выльется, решил не гневить судьбу и ребенка. Если бы только я доверился чутью…
Человек, разозлившись, чуть надавил на лезвие. Я зашипел от боли.
— Слушай, а может мне попросту вырезать твой лживый язык, да и дело с концом? Если ты не стукач, никто в обозе и не почешется. Всё одно все мы тут ровно, что мертвые.
Мои мозги, и так крутившиеся на предельных оборотах, закипели, и не родили ничего лучше правды:
— Я не стукач! Я вообще не отсюда! Я вышел из подземного лабиринта!
Пройдя очередной поворот извилистой дороги, проделанной в твердом камне трудолюбивой водой, мы оба замерли озадаченные. Прямо перед нами большой поток, вырываясь из широкого тоннеля, дробился на множество маленьких и исчезал в десятках расщелин, подобных нашей. От всех боковых тоннелей к главному были перекинуты узкие, искусно выточенные рукой мастера мостки.
— Ну и ну… — Вздрогнув от легкого прикосновения, я увидел горящие восторгом глаза, взгляд, настоятельно требующий идти дальше.
Последняя мысль о возвращении умерла, не успев зародиться. Тронув босой ногой узорный камень, я чуть надавил, пробуя мостик на прочность и, удивляясь собственному безрассудству, осторожно, шаг за шагом перешел на ту сторону. Легкий ажур орнамента грозил рассыпаться в прах под тяжестью человеческого тела, однако, мой переход завершился вполне благополучно. Мостик, грациозно изогнувшийся над бурлящей водой, оказался вполне надежным.
— Сними сандалии и иди ко мне, — все еще не доверяя прочности сооружения, я вытянул руки к девочке, — будешь падать, прыгай вперед, я тебя поймаю.
— Я уже купалась сегодня, — бросила та, расстегивая кожаные ремешки, однако в голосе ее не было должной уверенности. Я улыбнулся подбадривающее, и, легкая как ветерок, она порхнула над потоком. Тряхнув головой, откинула со лба непослушную челку, рыжий огонь лизнул ее щеки и шею.
— Пойдем? — голубые глаза уже были устремлены вперед.
— Обуйся сперва, — я не испытывал должного энтузиазма. — Это все чертовски неправильно. — Взгляд мой блуждал по стенам. Они сплошь были испещрены мелким замысловатым рисунком. Никогда в жизни я не видел ничего подобного. Сложные ломаные линии, как трехмерные картинки, при беглом взгляде рождали образы людей и животных, ясно угадывались силуэты крепостных стен и башенных шпилей, светило солнце, облака бежали по небу. Но стоило посмотреть на рисунок прямо, как наваждение исчезало, и глаз не был в состоянии зацепиться за что-либо в этом диком переплетении прямых. — Ты тоже видишь это?
— Да… — выдохнула девочка, кончиками пальцев собирая силуэт опирающегося на копье воина.
— Черт его знает что…
— Не ври, сука! — Ярость, зазвеневшая в серо-стальном голосе, заставила меня зажмуриться. Я ожидал верного удара ножом. Но человек с силой оттолкнул меня. Я повалился лицом в землю. Боль в переносице, как ни странно, принесла облегчение. Я завозился, пытаясь подняться без помощи связанных за спиной рук.
— Знающий человек близко туда не пойдет, потому как запретное это место.
Еще бы…
Мы шли по нескончаемому коридору, а вокруг, на периферии зрения, сменяли одну за другой картины, рассказывающие некую историю. Ощущение, исходящее от первых изображений, вселяло тревогу и страх. Страх, дерзавший надеяться на лучшее, готовый сразиться за будущее. С десяток метров стены повествовали о великой войне, об изнуряющих годах битв, о победе, что близка к поражению. О долгожданном мире и затаенной ненависти. Далее шло простое перечисление сменяющих друг друга весен: бед, радостей, небесных знамений, земных правителей. Мирные картины народных празднеств, сбора урожая, строительства городов. Сквозь жаркую пустыню шли богатые караваны, многомачтовые парусники бороздили моря. Но даже в картинах благополучия и процветания ощущалась древняя, не забытая обида. Фанатичная готовность преследовать до конца.
Если бы не девочка, снующая вокруг, касающаяся стен пальцами, вздыхающая и задающая вопросы, я решил бы, что все это мне лишь мерещится. Любые попытки всмотреться, уловить детали картинки ломали образ, превращали его в нагромождение беспорядочных линий. Мы ускорили шаг, чтобы чередой сменяющихся кадров просмотреть нехитрую историю, запечатленную на стенах. Когда мы подходили к последним рисункам — изображавшим вырвавшуюся на свободу всеобщую смуту, горящие города, шагающие сквозь дым пожарищ когорты — я заметил едва заметный голубоватый отсвет в прочерченных по стенам бороздах, и чем дальше мы шли, рассматривая честные схватки и убийства из-за угла, тем ярче становилось сияние. В конце концов, мы вышли к его источнику.
Стены просторным куполом смыкались над подземным озером. Голубое как небо, оно находилось в самом сердце пещеры, освещая ее своим, внутренним светом. Луч фонаря с трудом ловил влажный блеск камня высоко наверху.
— Метров сорок-пятьдесят… Этого просто не может быть!
— Иди сюда! — Посреди озера, ступеньками уходя под воду, находилось возвышение. С берегом пьедестал соединяли четыре моста. Девочка уже успела взбежать по одному наверх и теперь рассматривала что-то, стоящее на самой вершине.
