Алексей Верт - Ничья победа
Уже не ощущением бьет, а эмоцией, страстью.
Этого я, если честно, от противника не ожидал. Спокойствия, непоколебимости, уверенности, какие видел в записях предыдущих игр - да. Но не страсти.
Наверное, удивление было написано у меня на лбу. Артур подмигнул и развел руками, будто оправдываясь:
- Разве я виноват, что эпоха такая?
Тут поле под нами вздыбилось, превращаясь в винтовую лестницу. Показалось, что нас вынесло на мгновение не только за пределы турнирного зала, но и подняло высоко над городом. Сверху красная страсть казалась совсем не опасной, так - мимолетностью, годной для других.
Через мгновение видение рассеялось. На табло горело два - ноль. Я оглянулся. Успешно сыгравший свою карту поддержки Шурри радостно мне улыбнулся и что-то крикнул. Кровь стучала в висках, и я его не очень хорошо расслышал, но там явно что-то было про «правильные пофигистичные воззрения поэтов-символистов».
Я напрягся. Ну вот, всего второй ход только, а одна из крестов-четверок уже выброшена. Не на ветер, конечно, но старшие карты надо беречь.
Теперь была моя очередь нападать.
Я решил подхватить тему и напустил сиреневого тумана. Тоже ощущение опьянения, но ленивое, томное, вечернее...
- In vino veritas? - усмехнулся Артур. - Посмотрим, как у вас получится пить под твердой рукой самодержавия.
Холодный искристый ветер ударил в лицо и отрезвил в секунду и его, и меня. Ага, соперник тоже истратил четверку. Игра начинала мне нравиться.
На детский вопрос, что такое хорошо и что такое плохо, Артур предпочел не отвечать, скинув на поле почти то же самое ощущение - необходимой справедливости. В патовой ситуации противники разыгрывают еще по карте: я решил потрепать нервы и вытащил мутно-серое беспокойство, которое поглотила девочка из группы поддержки - черным страхом перед смертью. Счет сравнялся, два-два.
И понеслось.
Неизбежные перемены в стране под властью заигравшегося ребенка я принял со спокойной неизбежностью, истратив серо-голубой мотив, тройку анимы. А на мотив защиты Родины от врагов не возразил ничего, скинув младшую карту ощущения. В конце концов, что я, не патриот?
Зато на седьмом ходу отыгрался. Страхом неизведанного выманил из колоды поддержки эмоцию сомнения, потом мы устроили состязание любви прямо на поле - ярко-алая, кричащая, плакатная против нежно-розовой туманной нежности-привязанности к родным просторам, а потом я еще достал из широких штанин горсть праздника и вытянул-таки это трудное очко.
Затем я выложил мотив двойника из иерархии Черного Человека. В ответ над трибунами развернулся плакат: «Нравственно лишь то, что отвечает интересам пролетариата».
- Мотив двойственной морали, - пояснил противник. - Чем ответишь?
Меня уже начала раздражать его манера отвечать равными по старшинству картами. Очко никому не досталось, а хороший мотив потерян. Ну ничего, у меня еще осталось, чем удивить.
И на клетке перед ним соткался из воздуха образ прекрасной дамы. В небесно-голубом платье с белым кружевом, с букетом фиалок в руках...
Конечно, Артур скинул карту и проиграл этот ход не потому, что его заворожили глаза незнакомки, а просто нечем было ответить. Но на секунду мне показалось, это не я выиграл очко, а она одержала какую-то очень важную победу над сердцами всех, находящихся в этом зале.
Я все пытался угадать, что за звезды он набрал в руку. Скорее всего, Ребенка революции и безумную Тень, иначе откуда бы у него плакаты о пролетариате и сумасшедшая страсть? Но вот что за старшая карта у него третья... Скорее всего, это Мать, поэтому я приуныл. Мой Кроха был, пожалуй, одним из самых сильных вообще в поле литературных образов, не говоря уже о колоде. Поэтому хотелось бы в последний ход именно его доставать из рукава. Но загвоздка в том, что Мать всегда сильнее Ребенка...
На поле расцвел ярко-оранжевый цветок. Опять этот сумасшедший эгоист, который считал, что, пока он жив, будет жить и вся династия... Ошибался, конечно, но каков эмоциональный посыл!
Я не хотел тратить на него сильную четверку, поэтому приготовился уже сбрасывать эмоцию, как вдруг вспомнил о Марте. Ей, наверное, тоже хотелось поучаствовать в игре - не беспомощно постоять у края поля, а полноценно разыграть карту. Тем более она мне очень помогла с Незнакомкой.
Я обернулся и крикнул ей:
- Ходи!
- Мне нечем бить! - отозвалась она.
- Не важно! Все равно это очко потеряем, так хоть пусть это будет красиво...
Марта кивнула и вытащила карту из середины своего «веера». Запахло горячим воском, а на табло с результатами скользнул откуда-то с потолка занавес из тяжелого красного бархата. Мне на мгновение показалось, что мы в опере - такой, как показывают в старых исторических фильмах.
- Сожалею о том, что опоздала на празднество, - озвучила Марта свою эмоцию, а откуда-то из угла зала донеслось эхом «когда бы грек увидел наши игры...».
Нет, а что, хорошие игры. Особенно, когда есть шанс победить. Так, пять-четыре в мою пользу. Если я сейчас беру очко на предпоследнем ходу, то игра сможет окончиться только моей победой или ничьей! Надо сосредоточиться.
Если я правильно посчитал, то у него осталась возможность сыграть только мотив, а у меня в запасе - воззрение. Только бы попал в настроение...
И он попал. Я чуть от радости не заорал на весь зал, когда увидел мигающий красный на клетке. Мотив нетерпения, немедленного действия, желания немедленно куда-то бежать, лететь и что-то менять. Ну, я и проникся мыслью о том, что перемены и свержение старых авторитетов - это замечательно. Даже не стал материализовывать образ, да, у меня от волнения, скорее всего, это и не получилось бы. Просто повернулся к Артуру и ехидно спросил:
- Что, соперник, пойдем сбрасывать Пушкина с корабля современности?
Нет, я, конечно, не разделяю воззрений футуристов и к Александру Сергеевичу уважительно отношусь. Но как же кстати пришлась эта четверка!
Последним ходом мы должны были одновременно выкладывать карты, каждый по пятерке - или, если уважительно, то по звезде-юнга.
У меня сердце в груди просто заходилось, еще бы - победа близко совсем, вот-вот за хвост поймаешь, главное - не упусти. Руки тряслись ужасно. До последнего думал, что выкладывать, и все-таки засомневался, решил Кроху не брать.
А Артур спокойный был, как скала. Хотя нет, глаз у него все-таки дергался. И складка у губ пролегла... такая, что сразу понятно - чуда от последнего хода он не ждет. Да что там, не ждет - даже не надеется на него.
- На счет «три!», - сказал судья. - Итак, раз, два...
В центре игрового поля стояли и смотрели друг на друга безумный старец Распутин и не менее безумный, наверное, поэт Есенин. Черная тень отживающей свои дни царской России и Черный Человек серебряного века русской поэзии.
